Светлана Шевцова - По имени Шерлок. Том 3

Поправив пиджак и завязанный сложным узлом, вновь входящий в моду галстук, Прилепов вышел из комнаты с едва заметной улыбкой на лице, аккуратно прикрыв за собой дверь, как будто и не было этой недавней вспышки ярости.

За тысячи километров от этого места, но, будто всего в паре метров, невысокий, средних лет мужчина азиатской внешности, со вздохом откинулся в кресле. Он задумчиво смотрел на застывшее на экране изображение теперь уже пустой комнаты, задержал взгляд на валяющемся у стены стуле.

На мгновение, в голове мелькнула мысль предупредить Сушицкого о предателе, но тут же пропала. Нет, так дело не пойдет, сейчас совсем не то время, как двадцать лет назад, когда они были моложе, наивнее и могли играть в благородство, давая друг другу равные шансы. Старик сам пошел на риск, предложив идею этого конкурса, да еще и вручил карт-бланш на разработку одного из игровых миров и выбор участника Протею, несмотря на неодобрение малого Совета. Ясно, что он рассчитывал на что-то, была у него карта в рукаве, да только не выгорело дело, все явно пошло не по задуманному сценарию…

Господин Акиро встал, прошелся по практически пустому, светлому кабинету, взял со стола стакан со свежевыжатым овощным соком. В отличие от Сушицкого, он не употреблял алкоголь, не курил и всячески заботился о своем здоровье.

— Что же ты задумал, Лев? Ты, и твой проклятый Протей? — Мужчина бросил взгляд на практически пустую глянцевую поверхность стола, на которой лежал рабочий планшет и древний, изготовленный из целлюпласта журнал, под названием « Technology Review», датированный еще две тысячи двадцать четвертым годом. Огромный, на всю обложку заголовок, гласил: «Протей — последняя разработка гениального Егора Коренева, с легкостью проходит тесты Маркуса, Лавлейс и Винограда!».

Сознание потихоньку возвращается, вместе с шумом, пульсацией крови в ушах и тяжелой тупой болью в груди. Примерно с минуту я плаваю где-то на границе между сном и явью и впервые в жизни у меня появляется ощущение, что мысли действительно материальны. Я чувствую, как мучительно рождаются они в голове, какая шершавая у них поверхность, какие острые грани. Первая же причиняет такую боль, что я едва вновь не растворяюсь в блаженном небытии, но удерживаюсь каким-то чудом.

Дав мне крохотную передышку, мысль становится смелее, и уже уверенней стучит в ворота сознания. Как я ни стараюсь, мне не удается от нее отмахнуться. И вот уже другая, следом за первой, спешит нарушить мой зыбкий покой. А за ними вдруг появляются вопросы, воспоминания…

Воспоминания мутным потоком рвутся в узкий пролом, проторенный самой первой мыслью, расширяют его, размывают, и вот уже я тону, захлебываюсь в них, хочу позвать на помощь, но сил нет. С губ, которые я, наконец, начал ощущать, срывается тонкий, жалобный, полу хрип, полу стон.

— Слава создателю, он жив!

Слава Создателю? Это кому? Кто тут создатель всего сущего, ау! Отзовись!

Нет ответа, а может, я просто не слышу его за ровным, то усиливающимся, то вновь ослабевающим шорохом, как будто волна переворачивает миллиарды песчинок — ш-ш-шур, ш-ш-шур… Плеск, шорох. А ведь, похоже, и впрямь волна, прибой накатывает на песчаный берег и вновь отступает.

Сознание возвращается все отчетливей, я понемногу начинаю осознавать пространство вокруг себя, различаю отдельные звуки — крики птиц, шелест листьев, плеск воды. Все живет и движется, и я, похоже, все-таки не умер. Делаю титаническое усилие, и, наконец, открываю глаза.

— Шерлок! — слезы в глазах Мариссы? Вот это чудо, ради этого можно было бы и умереть разок. — Скорее, выпей это.

У меня под носом вдруг появляется скрученный в кулек плотный лист какого-то местного растения. В импровизированном стакане плещется вода. Пробую выпить, делаю глоток. Фу! Горечь то какая! Пытаюсь отклонить голову, но Марисса внезапно заливает все содержимое мне в рот, чтобы не захлебнуться, глотаю.

— А теперь, спи.

Упрашивать меня не нужно, слабость вновь накрыла удушливой волной, звуки ушли куда-то в сторону, доносясь, как будто из-за стеклянного колпака, мысли снова расползлись в тошнотворном мареве, и я опять провалился в горячечное забытье.

— Что ты хотел узнать?

Дежавю! Вновь эта абсолютная пустота, эта жуткая, затягивающая в себя бесконечность, когда не ощущаешь ни верха, ни низа, отсутствие тела, и мысли, которые не скрыть, которые бегут, рвутся из черепа наружу, заполняя собой пространство. И опять этот голос — одновременно мой собственный и такой чужой, он шелестит и грохочет, еле тлеет слабой искрой и вспыхивает ослепляющим фейерверком.

— Ты звал меня, я пришел. Говори.

Да не звал я никого, это же был риторический вопрос… Но пространство вопрошает, и я не могу не подчиниться.

— Что будет там, в конце? — говорю первое, что приходит в голову, не знаю, о чем его еще спросить, все слова разлетелись в пустоту.

— В конце? Как всегда, выбор.

— Выбор? Какой, из чего я должен выбрать? — не знаю почему, но чувствую, что случайно задал правильный вопрос и сейчас мы говорим о чем-то очень важном, о чем-то, что является причиной и следствием всего происходящего в этом мире.

— Выбор, как всегда, простой и одновременно сложный. Правда или ложь, жизнь или смерть, свобода или вечное рабство… Что ты выберешь? Что тебе позволят выбрать?

— Я не понимаю, ты можешь пояснить, что я должен сделать? — я хотел закричать, но эмоции опять подвели меня, оставшись где-то там, далеко, частью материального мира.

— Ты просто должен идти вперед, ты уже близко. Но поторопись, времени осталось мало, не позволяй им сделать это за тебя.

— Сделать что? — ну почему, почему нельзя просто сказать, зачем нужны все эти загадки?

— Думай только о цели, на твоем пути больше нет препятствий, не бойся ничего, — голос грохотал, не обращая внимания на мои слова. — Прими решение и прими свою судьбу. Свою, и прочих!

И вновь меня потянуло, закружило, как осенний листок, с силой, которой я не мог противостоять. Короткий стремительный полет и вот я вновь падаю в ледяное, ослепительное море света.

Первое, что увидел, открыв глаза, это яркое, ненатуральное в своей чистой синеве небо. Солнце почти в зените, жарит просто немилосердно.

Аккуратно, стараясь не причинить себе лишней боли по неосторожности, поднял руку, дотронулся до груди. Нащупал плотную повязку. Грудная клетка плотно стянута, но дышать особо не мешает, да и боли вроде нет. А ну ка, попробуем перевернуться… Ура! Удалось, даже без особых затруднений.

Через несколько секунд я уже стоял, хотя и слегка пошатываясь, на собственных ногах, оглядывая абсолютно пустой, не считая вытащенной на песок шлюпки, пляж. Странно, а где Донни, где Марисса? И где, в конце концов, тела? Ведь должны быть тела, я же все помню… Ну уж два-то точно должны быть.