Ричард Бэккер - Великая Ордалия

Его лицо искажается:

— То, что Протатис советует делать всем попавшим на суд безумного короля — лизать ему ноги.

Ахкеймион отстраняется от суетящейся Мимары, взгляд его уже устремлен на вещь-зовущуюся-Серве. Беловолосая мерзость вглядывается в них, оставаясь в паре шагов, её утонченная красота в мерцании света и пляске теней кажется совершенно неотразимой.

— Итак, — обращается к твари старый волшебник, — ты его сторож?

Вещь-зовущаяся-Серве скромно улыбается, словно девушка, слишком застенчивая, чтобы признаться в собственной страсти.

— Разве я не его рабыня? — воркует оно. — Я могла бы любить и тебя, Чигра.

— И как же ты служишь ему, Тварь?

Она поднимает свою белую руку, указывая сквозь сияние пламени на одинокий якш, поставленный на восточном краю плато.

— Так, как все женщины служат героям, — с улыбкой молвит оно.

— Непотребство! — плюется старый волшебник. — Безумие!

Оглянувшись на Мимару и мальчика он ковыляет к Белому Якшу.

— Вот что они делают! Как ты не видишь этого? Каждым своим вздохом они сражаются с обстоятельствами, каждым вздохом превозмогают и подчиняют их. Они ходят среди нас как мы ходим средь псов, и мы воем, когда они швыряют нам объедки, мы визжим и скулим, когда они поднимают на нас руку…

Они заставляют нас любить себя! Заставляют любить!

Она следует за ним, придерживая свой живот, прикрытый золотой чешуёй доспеха. Вещь-зовущаяся-Серве позволяет Ахкеймиону держать путь куда ему вздумается, но ступает рядом с ней — за ним следом. Несмотря на то, что они идут во весь рост, шпион-оборотень, обернувшись, бросает взгляд лишь на её раздутый живот, в остальном не обращая на неё никакого внимания. Мимара же раздумывает о извращенной мерзости, носящей, ухватив и сжав своими челюстями, лик той, что мертва уже двадцать лет. Столько чудес, малыш…

Внутри шатра ещё мрачнее, чем снаружи — скорее из-за варварской обстановки, чем из за недостатка света. Стелющееся по земле пламя костра, обложенного кругом почерневших камней, сияет по его центру. В походных палатках королей Трех Морей всегда присутствовал определенный минимум роскошных вещей — наиважнейших признаков положения и власти, но в якше Найюра, Укротителя-Коней-и-Мужей, Мимара не видит ничего, что могло бы служить в этом качестве. Лишь подушки из сложенного и прошитого войлока, разбросанные на окружающих очаг кошмах, выдают хоть какую-то уступку хозяина якша собственному удобству. И нет никаких украшений, если, конечно, не считать таковым бунчук из лошадиных хвостов, что поражает Мимару своей дикой спутанностью. Пучки соломы аккуратно, подобно пирожкам, расставленные у южной стены. Дрова, грудами сваленные вдоль северной. Нимилевый хауберк, кианский шлем, круглый щит и колчан развешанные на конопляных веревках напротив входа. Седло с высокими луками, лежащее слева. Якш установлен на скошенном, покрытом рытвинами склоне, отчего кажется, будто они все стоят на борту перевернувшегося корабля.

Былая она — озлобленная на весь мир имперская принцесса — увидела бы тут лишь захламленное бандитское логово. Но та, былая она, и сама, скорее всего, благоухала бы амброй, а не смердела гнилыми мехами и вонью немытого женского тела. Варварство, размышляет она с нотками черного юмора, варварство давным-давно поглотило всю её жизнь.

Король Племен — единственное подлинное украшение якша. Он сидит, скрестив ноги, напротив входа с противоположной стороны очага. Раздетый до пояса, он видится ей одновременно и сухощавым и громадным. Темной фигурой, кажущейся ещё более зловещей из-за озаряющего её снизу света пламени. Свазонды сплошь покрывают руки и тело Найюра пятнами зарубцевавшейся кожи, напоминающими разлившийся по телу воск.

Мы сможем рассказывать тебе такие дивные сказки…

Найюр-урс-Скиота ничем не показывает, что заметил их появление. Он созерцает струящийся дым, удерживая на нем неподвижный взгляд, подобный пальцу, погруженному в быстрый поток. Ахкеймион поражает её тем, что, используя его отвлеченность, шагает прямо к костру и усаживается справа от Найюра, как мог бы сидеть рядом с ним двадцать лет назад, во время Первой Священной Войны, когда они делили один очаг. Мимара колеблется, зная ещё с тех лет, что она провела на Андиаминских Высотах, что самонадеянность старого волшебника может быть воспринята как вызов и провокация. Лишь, когда вещь-зовущаяся-Серве садится слева от своего супруга, она тоже опускается на колени рядом с Ахкеймионом. Мальчик следует их примеру, усевшись напротив нечестивой подделки.

Горящие березовые поленья свистят, извергая шипящий пар из своей влажной сердцевины.

— Ты искал Ишуаль… — говорит скюльвенд с резкой, рубящей интонацией. Его голос даже во время обычного разговора хрипит раскатами грома, гулкими…словно отдаленный звериный рык. Он по прежнему пристально всматривается в какую-то неопределенную точку над очагом.

— Я бросил ему в лицо твои обвинения сразу после падения Шайме… — брови старого волшебника лезут на лоб, что происходит всякий раз, когда мысли его охватывает какое-то особенно удивительное воспоминание, — Практически сразу после того, как Майтанет короновал его как Аспект-Императора на высотах Ютерума, перед всеми Великими и Малыми Именами. — Он пристально вглядывается в лицо варвара — как бы в поисках одобрения собственной храбрости. — Как легко понять, затем мне пришлось бежать из Трех Морей. Все эти годы я жил в изгнании, размышляя о произошедшем, о пророчествах и пытаясь найти хоть какие-то подсказки о Ишуаль в своих Снах… Истина о том, кем является человек, рассуждал я…заключается в его происхождении.

Ей трудно сосредоточится на Найюре, не смотря на его всеподавляющее присутствие. Образ его супруги, даже оказываясь на периферии зрения, маячит, нависает там смутной опасностью и угрозой. Серве, тёзка её сестры, ещё более прекрасная, чем образ, навеянный легендой, подобная юной дочери некого бога…

— Тебе не хватило той правды, что я поведал тебе тогда в последнюю ночь?

— Нет, — речет Ахкеймион, — не хватило.

Плевок Короля Племен шипит в пламени.

— Ты сомневаешься в моей правдивости или в моем рассудке?

Вопрос, от которого у Мимары перехватывает дыхание.

— Ни в том, ни в другом, — пожимает плечами старый Волшебник, — лишь в том, как ты всё это воспринимае…

Король Племен ухмыляется, по-прежнему взирая в пустоту.