Галина Романова - Дороги богов

Не боясь вызвать гнев князя, боярин Доброгаст бросился вперед, раскидывая руки.

— Погодь, княже, — взмолился он страстно. — Правду ли ты молвил, что помер князь-старейшина Гостомысл?

— Помер. В начале лета, — отрезал Будимир. — Уж и тризну давно справили…

— Прости, коли что не так скажу, а только дозволь мне гонца в Новый Город послать. Мой человек быстро туда-обратно обернется и все вести перескажет. Коль согласен, я сегодня же пошлю гонца. А до его возвращения дозволь задержаться князю Рюрику с родовичами и дружиной в твоей Ладоге!

— Не веришь мне, боярин? — нахмурился Будимир.

— Как тебе не верить, когда ты князю моему не чужой по роду-племени, — развел руками Доброгаст, — а все же… мало ли… Да и люду роздых дать надобно — ить не все ж к морям привычны. Пусть хоть малое время по твердой земле походят!

— В град не пущу! — свирепо раздул ноздри Будимир. — В том мое княжье слово!

— Нелепие творишь, — покачал головой Доброгаст. — Что им, как псам, под голым небом жить?

— Как хотят, пусть так и живут! — оборвал князь. — Я их не звал, не моя и печаль, как сих гостей принять!.. Сами пусть думают!

Доброгаст обернулся к Рюрику, у которого — видно было даже под шеломом — побелели скулы и ходили ходуном желваки. Когда боярин тихо заговорил с ним, он чуть не накинулся на посла Гостомысла с кулаками, и лишь соединенные усилия его спутников заставили князя бодричей согласно кивнуть.

— Добро, — услышал Будимир голос бодрича. — Переждем на берегу. А после сами себе земли поищем!..

Будимир не расслышал угрозы в его словах…

Бодричи подгребли к берегу в полуверсте от причалов, вытащили шнеки, и пока одни занимались их осмотром и починкой, другие споро возвели походные шатры для воевод и самого Рюрика. Уже вечером берег возле Ладоги напоминал боевой стан.

Боярин Доброгаст сдержал слово — его гонец пал на коня в тот же день и одвуконь ушел к Новому Городу. Проследив за ним, Будимир дал наказ послать вдогон человека — пусть-ка следит за боярским посланцем. В ожидании вестей он не находил себе места, метаясь по терему и подолгу простаивая на заборолах детинца.

Он был на стене, когда прибежал Мирослав. Запыхавшийся отрок на бегу выкрикнул главную весть:

— Княже! Гонец до тебя!

Встрепенувшись и словно пробудившись от тяжкого сна, Будимир ринулся вниз.

Всадника только что сняли с запаленной, едва держащейся на ногах лошади. Опираясь на руки кметей, гонец брел к дружинной избе, но остановился, когда перед ним вырос князь.

— Ну что? — выдохнул Будимир.

— Поспешай, княже, — ответил гонец. — Доброгастов гонец не в Новый Город — в вотчины боярские поскакал. Там речь держал перед людьми боярина Доброгаст. Ночь в терему провел, наутро далее отправился, да не один — в помощь ему еще людей отрядили…

— Так я и чуял! — взмахом руки прервал гонца Будимир. — Началось…

Оставив гонца, он помчался искать Твердяту.

Боярин был на своем дворе, когда явились от князя. Оставив дела, явился на зов, выслушал последнюю весть и на отчаянный зов-клич: «Что делать?» — ответил неторопливо:

— Мнится мне, Доброгаст недоброхотов твоих поднимает. Ну так и нам ждать не следует. Ополчение кликать нать! Покуда ты еще на земле нашей первый князь. Подымай Народ сызнова, на новых ворогов.

— Я еду, — Будимир, решившись, не хотел медлить и часа, — в Новый Град, до Вадима. Старшую дружину беру, а тебе, — он подошел, положил руки на плечи боярину, — Ладогу оставляю. Стереги город крепко, дружину до вестей от меня со стен не снимай. И смотри у меня!..

— Будь покоен, княже. — В душе Твердята ликовал от несомненной княжьей милости. — Твой труд главнее, тебе с Вадимом Храбрым беседу вести. Ты себя блюди, а уж город-то мы соблюдем!

Отмахнувшись от советов боярина, Будимир с размахом окунулся в подготовку к отъезду. Из старших дружинников под началом Войгнева отобрал сотню самых ярых и ражих и, дождавшись ночной темноты, втихомолку пустился в путь.

Стан ненавистных бодричей располагался чуть правее. В темноте в нем вспыхивали огни костров, ветер доносил отголоски ржания лошадей и затихающий шум человечьего поселения. После того как им велели селиться вне города, бодричи обустроились удивительно быстро и легко, словно степные кочевники, которым мало что надо для удобства.

Выводя сотню из ворот, Будимир ненадолго придержал коня, оглядываясь. Эх, будь бы у него больше воинов, а бодричей чуть меньше! Он бы разбил их, как викингов, наголову!.. Только бы Вадим не успел переметнуться к Рюрику! Они бы вместе прогнали бодричского князя, а там… Про это князь не думал — дальше все пойдет как было задумано уже давно.

Сберегая коней, сотня пошла берегом Волхова широкой волчьей рысью. Впереди скакали двое верховых с факелами, освещая дорогу и следя, нет ли преград и засады. В темноте не замеченное вовремя упавшее дерево может надолго задержать дружину.

Близкий лес встал впереди темной колышущейся стеной, когда Будимиру почудился конский топот сбоку. Прикрытые темнотой — осенняя ночь выдалась беззвездной и мрачной, — к ним спешили всадники.

Высланные встречь Доброгастовым сторонникам дозорные? Мысль об этом мелькнула в голове Будимира и пропала — конский топот донесся и спереди, и огни факелов, заметавшись, погасли.

Князь все же успел понять, что его люди напоролись на засаду, поджидавшую его здесь. Удивление вызывало иное — как смогли бодричи догадаться, как успели? Неужто Доброгаст настолько предался Рюрику, что насоветовал такое? Но конский топот раздался уже совсем близко, всадники, разворачиваясь кольцом, вынырнули из мрака — и все мысли умерли.

— К оружию! — прозвучал крик Войгнева.

В задних рядах бой уже вспыхнул — пользуясь темнотой, часть бодричей зашла сзади и ударила в спину. Другие навалились с боков. Поднес было окованный турий рог к губам трубач — и упал, зарубленный. Вспыхнули, освещая прогалину на опушке леса, факелы. При свете их полетели первые копья и стрелы — бодричи били из леса, скрытые от освещенных словен темнотой. И их было много. Слишком много.

Это был не бой — бойня. Не давая вырваться, рубили, кололи, резали. Кольцо сжималось все теснее. Спешенных людей Будимира согнали вместе и добивали, давя числом.

Сам Будимир был оглушен косым ударом по шлему. Кольчужная сетка, защищавшая висок, была разрублена, меч скользнул по голове, и князь пошатнулся, опуская меч. Второй удар пришелся плашмя, только лишая сознания, — его признали по богатой броне.

Он пришел в себя много позже. Бой был давно свершен, добиты последние его дружинники, а его вместе с немногими пленными, содрав с них кольчуги, поставили перед Рюриком. Тот сейчас только скинул шелом с личиной — и обернулся тем рыжебородым славянином, с которым Будимир уже сразился однажды в своих видениях. Только в том бою был при нем заговоренный меч со змеями на рукояти.