Эд Гринвуд - Закопайте Эльминстера Поглубже

Несмотря на это, она откинула засовы, что держали закрытой дверь старого склада, и посторонилась, позволяя двум новоприбывшим войти.

— Добро пожаловать в скромную обитель Хелджака Торнадарра, сембийского купца.

— А здесь неплохо! — весело заметил Арклет. — Как вам маскировка?

Мирт оторвал взгляд от котелка, в который заглядывал Эльминстер, посмотрел на них и угрюмо сказал:

— Ну, как способ дать понять каждому встречному, что вы высоконосые идиоты, пытающиеся притвориться простыми докерами, она шикарна, да!

— Тихо, старый козёл, — нежно сказала ему Рун. — У нас не было времени отыскать в садовническом сарае у Делькаслов что-нибудь получше. У нас срочные новости.

У Мирта отвисла челюсть.

Затем он с неодобрительным выражением посмотрел на Арклета.

— Ты это сделал? Уже? Привёл её в дом всего на ночь-другую, и уже выбрасываешь — если это не слишком неподходящее слово — в мир новое поколение Делькаслов! Мог бы сначала и жениться на девушке!

Рун и Арклет, заморгав, уставились на него.

— Нет, нет, нет , не такие новости! — торопливо выпалил Арклет. — Я имею в виду, что эти новости ещё не случились! Я имею в виду…

— Ох, как этот лорд красноречив, — сказал Эльминстер Шторм, показав Арклету большой палец. — И галантен. Присматривай за ним. Он скользкий малый.

— Да заткнитесь на секунду, шуты гороховые, — взревела Рун, моментально приковав к себе внимание и заставив всех умолкнуть. — Арклет и я должны рассказать вам кое-что важное про призраков синего пламени. Мы только что узнали это от его мат… от госпожи Марантины Делькасл.

Она посмотрела на котелок, в который Мирт погрузил свои руки, и её голос изменился.

— Что это ты делаешь?

— Учусь готовить, — с достоинством отозвался Мирт, поднимая руку, чтобы продемонстрировать всем влажную и блестящую ладонь. — Узрите — козлиные потроха, разделанные миноги и очищенные устрицы. Всё сырое, но вымоченное в травяных маслах с дюжиной специй. Мне сказали, что так готовят на побережье Рашемена.

Он махнул в сторону Эльминстера, который кивнул и отсутствующим видом сказал Амарун:

— Прямо сейчас я использую заклинание. И смотрю, как он учится готовить.

— Арклет, — предложила Шторм, с трескучим скрежетом ржавой цепи задвигая на место служившую засовом массивную деревянную балку на двери, — почему бы тебе не рассказать нам новости, прежде эти два старых дрейка своими подколками не вынудили твою бедную девушку наброситься на них?

— Точно, — отозвался Арклет, подбираясь и бросив хмурый взгляд на Эльминстера с Миртом. Его поза впечатляла бы куда больше, если бы не розовые, фиолетовые и рвотно-зелёные юбки. — Что вы знаете о Тюремщиках?

В помещении снова стало тихо, и в этот раз в тишине повисло небольшое напряжение.

— Парень, — тихо отозвался Эльминстер, — я много чего знаю. Кое-что из этого даже помню. Более того, касательно определённых сведений, я помню о том, что не смею рассказывать их остальным, и помню, что случится, если я расскажу. Ты, может быть, молод и можешь провести годы, выслушивая чужие рассказы, но я — нет. Так что не бери в голову, если я попрошу тебя просто рассказать, что ты слышал о Тюремщиках. Мм?

Арклет посмотрел на Амарун. Та слово в слово, идеально подражая голосу леди Марантины Амарун, от чего у Арклета отвисла челюсть, а Мирт, не скрываясь, ухмыльнулся, повторила то, что рассказала мать Арклета.

Эльминстер кивнул.

— Она сказала правду. До последнего слова. Я там был.

— Что? — воскликнул Арклет. — Тогда почему ты…

Мудрец Долины Теней пожал плечами.

— Мистра сказала мне…

— И мне, — вставила Шторм.

— …оставить Тюремщиков в покое. Она сказала, что они необходимы, хотя так никогда и не объяснила, зачем. Они совершили множество «заточений», хотя сомневаюсь, что призраки синего пламени хоть в какой-то степени являются результатом этого. Боюсь, больше я ничего рассказать не могу; наша Госпожа поручала мне другую работу.

Арклет с заметным усилием взял себя в руки.

— Так который из её Избранных, если спрашивать о таком не богохульство, имел дело с Тюремщиками?

— Алассра, — вздохнул Эл.

— Симбул, как её зовут в легендах, или Королева-Ведьма Агларонда, — мягко добавила Шторм. — Одна из моих сестёр. Она…

— Мертва? — спросила Рун.

— Безумна. Её разум сгорел, — грустно ответил Эл. — Я придумал, как восстановить её рассудок — способ опасный и ненадёжный — но это потребует предмета синего пламени.

— И в процессе излечения предмет будет поглощён вместе с узником и всем остальным, — добавила Шторм.

— Советую вам выбрать подходящего узника для уничтожения, — прорычал Мирт, махая поварским тесаком в её сторону. — Поэтому я и позаботился, чтобы мой топор пропал, прежде чем эти двое лордов-тупиц смогли найти какого-нибудь волшебника, который знает способ заставить меня вернуться в него.

— И вот сижу я, безумна и одинока, — пропел высокий, немелодичный голос, похожий на голос скучающей маленькой девочки. Затем его обладательница вздохнула и опустилась, чтобы поболтать ногами в холодной воде.

Опять. Примерно в семидесятишестимиллионый раз.

Плескаясь в озерце в сердце пещеры, которая служила ей темницей.

Озерце, к оторому она была прикована цепью — своим единственным постоянным товарищем. Своей подругой.

— Моей подругой, — засмеялась она, высоким, долгим и безумным смехом, но прекратила, когда эхо стало звучать издевательски.

Издевательства означали красных магов, а она убивала красных магов, когда встречала их.

Шевеля в воде ногами — массивная цепь поднималась и опускалась с каждым движением лодыжки — пленница вспоминала магию, грезила о магии… и когда так случалось, вокруг неё в темноте расцветало волшебное сияние, поднималось и опадало, подобно жадным языкам пламени, освещая мокрые и блестящие каменные своды пещеры.

— Я Алассра Среброрукая, — неожиданно и радостно провозгласила она в никуда, — некогда королева Агларонда, лучше известная бардам, мудрецам и простому народу, что шепотом рассказывает у костра страшные истории, как Королева-Ведьма, сразившая целые армии красных магов. Я предпочитаю называть себя Симбул. Так короче. Рада встрече. И если ты случайно окажешься красным магом в чужом обличье, приготовься умереть.

Она встала и приняла угрожающую позу. Затем отбросила с лица свои серебряные волосы — как всегда, непослушную и дикую гриву; прямо сейчас они скорее напоминали куст, чем волосы на человеческой олове — и начаровала себе зеркало.

Повисший в воздухе отражающий овал из серебра высотой с неё саму.

Посмотревшись в него, она критически оценила себя. Она была голой и измазанной грязью, но по-прежнему обладала хорошей фигурой. Костлявый таз и бёдра — кости таза выступали двумя острыми гребнями — но тело пышное и женственное во всех остальных областях, с длинными, длинными руками и ногами, что сводили с ума мужчин.