Юлия Остапенко - Птицелов

Марвин пододвинул к себе стул и, перекинув ножны через бедро, сел напротив Лукаса. Пальцы сцепил в замок и положил на стол перед собой, будто находился в таверне перед суетливым хозяином. Лукас никак не мог отмахнуться от этого сравнения, когда встал и, откупорив бутылку, налил выпить — сперва ему, потом себе. Затем, не говоря ни слова, будто на поминках, взял кубок. Марвин вторил ему без колебаний. Лукас поднёс кубок к губам, всё так же следя за Марвином, и тот на его глазах спокойно выпил всё до капли.

Лукас со стуком поставил кубок на стол и сказал:

— Бес тебя раздери, Марвин, нельзя же быть таким доверчивым!

Тот ответил ему коротким взглядом из-под нахмуренных светлых бровей.

— Вы меня отравили?

— Нет, но мог же!

— Какая разница, могли или нет? Не отравили, ну и ладно.

Лукас покачал головой, потом сел. Несколько мгновений молча смотрел Марвину в глаза, потом взял свой кубок и осушил его до дна.

Теперь, похоже, они были готовы говорить.

— Итак, ты всё-таки забрал наследника.

— Я говорил, что заберу, — отрезал Марвин. Лукас успокаивающе улыбнулся ему.

— О да, я помню, какое значение ты придаёшь данному слову. Ты хоть понимаешь, во что вляпался?

— В дерьмо, — угрюмо отозвался тот. Лукас восхитился такой точностью формулировки.

— Слов нет, как я рад, что ты это понимаешь. В таком случае, полагаю, ты отдаёшь себе отчёт, что в покое тебя теперь не оставят. — Марвин вздрогнул при этих словах, и Лукас безжалостно кивнул: — А ты что, воображал, что твой порыв души не найдёт отклика в сердцах любимых тобою патрицианцев? Нет уж, они, как и я, восхищены твоей преданностью вассальной клятве.

— Откуда они узнали, что наследник… что я… что я его защищаю? — выпалил Марвин.

— Сам подумай, откуда, ты же башковитый парень. — И поскольку Марвин продолжал непонимающе смотреть на него, Лукас вздохнул и признался: — Я им сказал.

— Зачем?!

— А разве у меня были причины тебя выгораживать?

Марвин закусил губу, будто вспомнив, с кем разговаривает. Лукас поудобнее откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Вот тебе ответ на твой незаданный вопрос, мой маленький недальновидный друг. Меня прислали за тобой. И за сыном герцогини, разумеется. Пора возвращаться домой, сынок. Там сейчас весна.

— Я вам не сынок! — вскипел Марвин.

— Ох, ладно, прости, забылся. Теперь ты на меня в смертельной обиде, м-м?

— Что вам надо? — резко спросил Марвин, вставая. Лукас безмятежно посмотрел на него снизу вверх.

— Я уже сказал. Патрицианский магистрат поручил мне доставить в Таймену сына герцогини и человека, который может свидетельствовать законность его претензий на трон. То есть тебя. Я слышал, ты болел. Надеюсь, ты уже поправился достаточно, чтобы выдержать такое путешествие.

— Никуда я с вами не поеду.

— А без меня?

— Довольно! Вы что, всерьёз думали, я буду вам подчиняться?

— Не мне, малыш, не мне. Ты, если не ошибаюсь, служишь королю. Патрицианцы — тоже. Как и я, в данном случае.

— Моему королю месяц от роду, — сказал Марвин. — И он единственный, кому я служу.

— Ты собираешься выполнять приказы грудного младенца? Воистину, самое то — они тебе как раз по уму.

На скулах Марвина заходили желваки, пальцы сжались в кулак. Но он ничего не сказал. Лукас продолжал улыбаться ему, не отпуская взгляд, и — как прежде, как всегда — поделать с этим Марвин ничего не мог. Так и не научился…

— Ты понимаешь, что твоё нынешнее поведение — это измена? — мягко продолжал Лукас. — Что ты собираешься делать с королём? Попытаешься действовать от его имени и претендовать на регентство?

— Нет! — похоже, парень был попросту шокирован подобным предположением. — Мне это и в голову не приходило!

— Знаю. Хотя, пожалуй, жаль, что не приходило. В нынешних обстоятельствах — кто знает, бесы и не таким шутили… Марвин, в Таймене и её окрестностях бунт. Люди требуют короля. А его нет. Патрицианцы готовятся объявить наследником первого подвернувшегося под руку младенца, и если им придётся сделать это, вероятность возвращения трона истинному королю станет очень сомнительной. Вас выследят рано или поздно и убьют, чтобы не создавать новую смуту. Единственный шанс для юного короля закрепить за собой право на трон — это появиться сейчас. Ты сам знаешь, патрицианцы действуют прежде всего в интересах короны, а не отдельно взятого монарха, поэтому поступят так, как потребуют обстоятельства. И не согласятся предпочесть одного младенца другому ценой междоусобицы в самом сердце страны.

— Как складно у вас всё получается, — вдруг сказал Марвин. — И давно ли вы прониклись должным уважением к святому ордену?

Лукас вынудил себя удержать улыбку на лице.

— Я стараюсь изъясняться так, чтобы ты понял. Впрочем, если ты готов к диспуту на социально-политические темы с привлечением теологических аспектов вопроса, можем и об этом поговорить.

До Марвина наконец дошло, что над ним издеваются. Кажется, он так старался игнорировать насмешки, что попросту не замечал, когда его поднимали на смех. Но когда всё-таки замечал, нравилось это ему ничуть не больше, чем прежде.

— Зачем вы говорите мне всё это? — наконец спросил он.

Лукас снова вздохнул. Как же прямодушен этот мальчик… Порой Лукасу становилось даже жаль, что с ним не надо вилять, пытаясь ввернуть ответ на незаданный вопрос. Если у мальчишки есть вопросы, он их задаёт. Вот так-то. Лукас снова ощутил прилив гордости, а потом подумал: какого беса, ведь вовсе не я его этому научил.

— Чтобы ты понял, — ответил он.

— Понял что?

— Что я даю тебе шанс. Ты что, всё ещё не сообразил, кого патрицианцы послали тебя убить?

Парень соображал хотя и неплохо, но несколько медленно; ход мыслей так явно отображался на его лице, что наблюдать за сменой выражений на нём было чистым удовольствием. Лукас неотрывно смотрел в его расширившиеся глаза и довольно кивнул, подтверждая правильность хода его мыслей.

— Но вы сперва заявили, будто вам велено доставить в Таймену меня и наследника!

— Велено. Но разве я сказал, что живыми?

Марвин не сводил с него глаз. Лукас ждал, когда же его рука наконец потянется к рукояти меча — было бы обидно пропустить такой момент. По-хорошему, сам Лукас на месте Марвина уже давно бы сообразил, что единственный разумный выход — это устранить преследователя и со всех ног мчаться в Таймену. Но Лукас никогда не оказывался на месте Марвина. К тому же не был им.

Никогда.

Именно эта мысль теперь вынуждала его делать то, что он делал.

Какое-то время только капель барабанила за окном. Лукас снова принялся раскачиваться на задних ножках стула. Наконец Марвин сказал:

— Я вам не верю.

Ножки со стуком опустились на пол.