Юлия Остапенко - Птицелов

«Надо, что ли, попробовать как-нибудь, хотя бы чтоб узнать», — подумал Марвин и передёрнулся от отвращения.

Он обогнул пригорок, отделявший хутор от леса, и развёл костёр с подветренной стороны. Отсюда был виден дымок, поднимавшийся из трубы на крыше хутора, так что и на хуторе дым от его костра наверняка заметят, ну и пусть. Может, хоть совесть заест, что оставили человека за дверью в морозную ночь. «Попрошайкино отродье»… Да это же он о короле Артене, запоздало понял Марвин. Люди на этом хуторе верны герцогине. «Что ж, — мстительно подумал Марвин, — когда мы придём сюда войском будущей весной, я надеюсь, командующий прикажет спалить тут всё дотла. Но будь я проклят, если сделаю это сам, теперь… хотя, наверное, должен. В конце концов, ведь они язычники, и только что на моих глаза они осквернили священную Длань».

Марвин вздохнул и полез в карман за флягой — там ещё оставалось немного на дне. Из головы у него не шла та замарашка, что притащила «лапу» («Единый всемилостивый», — с содроганием подумал Марвин и осенил себя святым знамением). Забитая такая, напуганная… может, и не при своём уме. Но отца боится. А что ей делать-то? Она ж помрёт без него в считанные дни. Марвин почувствовал укол жалости — не к девочке, а ко всем слабым и убогим, вынужденным мириться с ересью и мятежом, в которых их растили родители. «Нет, — решил про себя Марвин, — я не стану жечь этот хутор, даже если мне прикажут. Я лучше убью всех мужиков, а женщин и детей отведу в ближайший храм Единого. Там они получат и заботу, и кров, а главное, там их души очистят от скверны, которой они отравлены…»

Что? Что это ты несёшь, Марвин из Фостейна? А ну-ка? Ты не станешь жечь хутор, даже если тебе прикажут? А не предательство ли это? Не бунт ли? Не дезертирство? И тут же — будто лбом о каменную стену приложился — искрами сверкнуло в памяти тело юного Робина, качающееся на нижней ветке дерева… Не дезертирство ли? И о чём думал Робин, когда бежал? Только о том, что боялся, или о том, что хотел разыскать Птицелова, или ещё о чём-то, о чём уже никому никогда не узнать?..

Марвин сердито заморгал, стряхивая с ресниц снег, и только тогда понял, что снова припустила метель. Ветер пока не очень свирепствовал, но язычки костра были низкими и слабыми. Марвин придвинулся к огню поближе и сжался под нерешительной лаской теплого воздуха, гадая, лучше ли задремать в тепле и свалиться во сне в костёр, или замёрзнуть на безопасном расстоянии от него. Потом снова вспомнил о фляге, полез за ней — и не нашёл. Проклятье, и когда только выскользнула? Марвин дважды перерыл карманы, но фляги не нашёл — только комок пропитанной кровью парусины, невесть как попавший в карман. Марвин мгновение держал его в руках, недоумённо разглядывая, а потом вспомнил и, развернув ткань, вынул мятую потемневшую бумагу с выведенными на ней расплывающимися строчками. Красноватый свет пламени освещал бумагу, и Марвин стал читать, хотя помнил наизусть каждое слово. Память у него всегда была отменная — уж на это-то даже его учитель никогда не жаловался.

Здравствуй.

Я надеюсь, ты в порядке и добром здравии. У меня есть кое-какая работа для тебя. Думаю, тебе понравится.

«Любопытно, ей и впрямь понравилось?» — подумал Марвин, скользя взглядом по строкам, но осознать их смысл уже не успел.

Сперва он решил, что нападавший всего один. То ли ветер заглушил его шаги, то ли Марвин, пригревшись у огня и задумавшись, попросту прошляпил его приближение. Как бы там ни было, спасло его в который раз то самое чутьё, которым он не так давно хвалился Рыси, прямо перед тем, как раскрыл её обман. Вот и теперь что-то заставило его обернуться — и успеть откатиться в сторону, когда лезвие меча пронзило воздух там, где мгновением раньше была его спина. Марвин перекатился через плечо, вскочил, на ходу обнажая клинок, и отрешённо отметил, что нападавший — не воин, а именно убийца. Воин срубил бы голову, и только вонючий наёмник заколет в спину исподтишка…

Он вспомнил сверкающий в солнечных лучах наконечник копья, летящий в спину Лукаса из Джейдри, и подумал: так что же, Щенок из Балендора, выходит, что ты — вонючий наёмник, и только?..

Он отбил несколько атак и отступил к огню на два шага, прежде чем понял, что противник, наёмник он или нет, проворнее его. Что не помешало поганой крысе напасть сзади, под покровом ночи — странно, подождал бы ещё часок, пока я усну… Но в этом не было надобности — враг и так был силён. Может, дело в том, что Марвин за последние дни устал, как собака, но сейчас он отступал, шаг за шагом, и огонь, казавшийся таким робким, уже жадно тянулся к нему со спины, в точности как этот наёмник.

— Паскуда, — прохрипел Марвин и перешёл в наступление. Он предпринял серию отчаянных, яростных атак на одном выдохе, зная, что это его единственный шанс, но противник выстоял, хотя и отступил. Марвин даже не видел его лица, до самых глаз замотанного тряпками, и почему-то это злило его больше всего. Ещё несколько атак — и он оказался на земле, а следующим ударом его должно было разрубить пополам, но он из последних сил откатился в сторону — прямо в костёр, и клинок только скользнул по его плечу, располосовав мышцы. Марвин поднялся на колени, нащупал меч немеющими пальцами, поднялся, чувствуя, как от бешенства и боли взгляд заволакивает красной пеленой. Его плащ горел. Марвин попытался сбросить его, одновременно отвечая на новую атаку, и у него это не получилось бы, но тут-то и оказалось, что нападавших на самом деле было двое.

То есть в первый миг Марвин решил, что их двое. Человека, вынырнувшего из темноты по ту сторону огня и с воплем кинувшегося к ним, он принял за ещё одного убийцу, и, несмотря на отчаянность своего положения, едва не расхохотался: надо же, этот трус, даром что хороший боец, оставил себе подкрепление! Хотя ему не нужно было подкрепление, чтобы добить Марвина, но эта очевидная мысль пришла уже после того, как новый нападающий из прыжка приземлился прямо на спину убийце, и они вместе рухнули в костёр. Плащ кого-то из них мгновенно превратился в столб огня. Убийца заорал и попытался стряхнуть с себя врага, но тот крепко оседлал его, не давая выбраться из костра. Руки нового участника драки судорожно сжимали горло убийцы, а тот тщетно пытался выпростать придавленную руку с мечом.

— Помоги же мне! — отчаянно крикнул спаситель Марвина — и оказалось, что это женщина.

Сперва он не понял, чего она от него хочет, а потом до него дошло: она ведь тоже не может дотянуться до оружия, стоит ей отпустить горло убийцы, и тот вырвется. Марвин кинулся вперёд, перехватил меч двумя руками лезвием вниз и опустил клинок прямо убийце между глаз. Громко захрустела проломленная кость, хлынула кровь, заливая вялые язычки огня, перекинувшиеся на сложенный рядом хворост. Марвин отрешённо подумал, что теперь так и не сможет узнать, что за лицо было у наёмника, и выдернул меч.