Somber - Второй шанс

В конце концов он расслабился, и Псалм слегка улыбнулась.

— Ух… эти монологи что, побочные эффекты от яда, профессор?

Попытка пошутить удалась. Он улыбнулся в ответ.

— Я умираю. Это отлично оправдывает излишнюю склонность к драматизму. — Затем он рассмеялся, немедленно зайдясь тяжелым, влажным кашлем. Сплюнув еще порцию розовой слизи, он вздохнул. — Вот только я не знаю, что мне делать.

— Профессор. Она… она не просто Принцесса Луна. Она Луна. Наша Луна. Та, что действительно читала все ваши работы по выведению микроорганизмов и зебринскому мистицизму. Та, что не думала о клубе охотников за камнями, как о дурацкой трате единорожьего времени. Мы должны помочь ей! — Голденблад закрыл глаза и покачал головой. Псалм сжала губы, затем легонько толкнула его в плечо. — Если не вы, профессор, то это сделает кто-нибудь другой.

Эти слова явно тронули его, он открыл свои золотые глаза и крепко сжал губы.

— Ты права. Я прямо вижу… аристократию… богатых… привилегированных пони… — Он снова сплюнул, затем поднялся. — Я прямо вижу, что мой отец попытается предпринять, если убедит её прислушаться к нему. Ведь это именно его заслуга, что он втянул нас в войну. «Недельная война…» Кретины. Бесполезные кретины… они бы предпочли продолжать эту бойню до умопомрачения. Это же не их дети будут гибнуть, — бормотал Голденблад, медленно ходя кругами. — Спустя какое-то время, она смогла бы узреть правду сквозь потоки лести… но это бы заняло годы… даже возможно поколения… пока она не оказалась бы достаточно сильной, чтобы править самой.

— Вы должны помочь ей, профессор. Она Луна. Она… мы обязаны помочь ей, — произнесла Псалм, коснувшись нескольких странных параллельных порезов на внутренней части её передней ноги. — Прошу… Я знаю, что вы хотите помочь ей. Вы любите её.

Голденблад медленно и печально улыбнулся.

— Она принцесса… как я могу не любить её? — Он вздохнул и глянул на неё. — А ты, Псалм? Как ты поможешь Принцессе?

— Я… я… — запнулась она, потом закрыла глаза. — Я думала… долго размышляла… может, мне стоит завербоваться?

— Псалм… солдаты убивают… — пробормотал он. — Ты расплакалась, увидев, как ястреб убил кролика ради еды. Ты точно уверена?

— Я знаю. Знаю, что это неправильно… но… они сожгли мой дом и вырезали мою школу. Я… — запиналась она, готовая расплакаться. — Я… я должна что-то делать, профессор! Сомневаюсь, что прощу себе, если буду оставаться в стороне! — Она заерзала, закусив губу. — Твист, моя соседка по комнате, собирается вступить в войска. Мы жили этажом выше в её магазине сладостей, и, с тех пор, как он был полностью разрушен… ну… она говорит, что собирается мять и крутить этих зебр, как если бы они были большими ирисками в черно-белую полоску.

Он некоторое время молчал, затем вздохнул.

— Только пожалуйста… если ты серьезна в своем намерении вступить в армию… Прошу, пообещай мне, что делаешь это ради Луны. Не стоит делать это из ненависти.

— Не буду, профессор, — тихо ответила она. — Надеюсь, им будут нужны пони в тыловую поддержку. Таскать воду или помогать медикам, или… или еще что. Сомневаюсь, что когда-либо смогу убить кого-нибудь.

Забавно, вспоминая её, сражающуюся бок о бок с Биг Макинтошем, я бы сказала, что она очень даже способна на это.

Он улыбнулся и поднял магией стальную розу. Сияние усилилось, и роза ожила, лепестки вытянулись и развернулись, блеснув золотом и серебром. Наконец, он согнул стебелек и нежно обернул его вокруг её уха, цветок ярко сверкал на её черной, как смоль шерстке.

— Вот. Подарок. На удачу.

— Профессор! Как можно? Она слишком… слишком хороша для меня. Я недостойна носить нечто, настолько прекрасное, — сказала она, зарумянившись.

— Не отказывай мне. Я умираю. С твоей стороны будет грубо не принять, — хрипло усмехнулся он. — А сейчас помоги мне на кухне. В качестве питания больница снабдила меня какой-то совершеннейшей гадостью, но это не значит, что тебе тоже нужно её есть.

Она помогла ему стать на копыта, и они на пару вышли из комнаты. Мое зрение замерцало, и я внезапно обнаружила пару желтых глаз с вертикальными зрачками, уставившихся на меня.

— Ааа! — вскрикнула я, в панике отмахиваясь от него копытами, но он поступил разумно, быстро подавшись назад. Я огляделась, затем плюхнулась на пол.

— Ух. Так странно.

Он указал на меня, затем вдруг закачался и сел на круп, бессмысленно уставившись в пространство.

— Прости за это, — слегка нахмурилась я, потирая гриву. — У меня иногда… — И как, интересно, объяснить это, при этом не показавшись еще более безумной, чем обычно? — Видения, наверное — он скептически глянул на меня, я помахала копытом. — Знаю, знаю. Звучит безумно, но так и есть.

Вздохнув, я оглядела мастерскую, затем повернулась. В углу комнаты, прямо над моей головой, было небольшое отверстие. Клянусь своим рогом, что там однажды была камера или что-то подобное. Зачем? Голденблад тогда еще не был руководителем чего бы там ни было…

Ухх… тайна за номером четыре тысячи семьсот два в мой персональный список.

Я поднялась на копыта и встряхнулась, глядя на взволнованного ночного пони. Он улыбнулся мне и махнул копытом, призывая продолжать. Я застонала и покачала головой.

— Помнишь упомянутого мной пони. Того, что с секретами? Он… однажды был учителем. Преподавал в месте, именуемом Литлхорн… и одна из его учениц, видимо, винила себя за его уничтожение. — Я хмуро оглядела верстак. — А еще он был творческой личностью… — Забавно. Никогда не задумывалась о нем с такой стороны. Ублюдок. Интриган. Мулий сын… возможно. — Он помог Луне основать министерства, но… в то же время не хотел этого. Действительно не хотел. — Я помотала головой. — Думаю… он слишком заботился о Луне, чтобы просто отказать ей.

Вскользь глянув на меня оценивающим взглядом, он указал на меня, прижал копыта к груди и ритмично постучал ими, приняв томное выражение. По его виду я поняла, что он также немного нервничал.

— Ты хочешь знать, есть ли у меня особый пони? — спросила я, на что он ответил кивком.

Я нежно улыбнулась.

— Да. Есть. Её зовут Глори.

Его улыбка мгновенно угасла, и он поник.

— Чего? — Он страдальчески закатил глаза, раскинув копыта. — Ну чего? Что не так?

Он указал на меня, затем на свои причиндалы между ног, и сморщился от отвращения, фыркнув и задрав нос вверх. Он выглядел настолько разочарованным, что я не сдержала улыбку.

— Нет, нет. Глори интересуют только кобылки, но я не против жеребцов. Нет… мои проблемы с жеребцами в… эм… — Давай, Блекджек, признайся. Слова застряли у меня в горле, но я в конце концов смогла выдавить из себя. — Я… меня не так давно изнасиловали, довольно жестоко. Ага…