Борис Сапожников - Пангея

В небе господствовала наша авиация. Стрекозы демонов хоть и пытались бороться с ней, но и машин у нас с альбионцами было куда больше, да и воевать в небе наши пилоты умели куда лучше. Да и вертолеты Братства наводили на демонов достаточно шороху. Хоть и отрабатывали, в основном, наземные цели, вместе с пикировщиками. Град бомб и пуль обрушивался на демонов, поражая и живую силу, и технику, и даже артиллерию.

Я разглядел те самые кошмарные орудия, что обстреливали нас сгустками. Установленные на колесных станинах они палили прямой наводкой. Стволы орудий были как будто оплавлены или же укрыты зачем-то листами черного или золотого металла, более всего напоминающими матерчатые чехлы или что-то подобное. По бокам они были украшены странного вида рогами. Расчеты орудий разворачивали орудия, тягая за них, вертикальную наводку осуществляли с помощью здоровенных шестеренок. Вообще, калибр у этих орудий был столь внушительный, что стреляй они обычными снарядами, то вес их я себе не представлял, да и сколько нужно пороха, для того, чтобы вытолкнуть его из ствола, тоже. Со стволов и станин свисала масса канатов и цепей непонятного назначения. Обслуживали орудия существа в черных балахонах, которые, по всей видимости, являлись кем-то вроде рабов при демонах. Потому что за ними присматривали несколько воинов легкой пехоты и погонщик, а руководил - демон с несколькими рогами на голове. Он только отдавал приказы, приглядываясь к полю боя через оптические приборы, и погонщик тут же начинал щелкать кнутом, принуждая существа в балахонах работать. При выстреле орудие окутывалось снопом искр и черным туманом, по стволу его пробегали молнии того же цвета, а потом оно выплевывало сгусток, который медленно летел в сторону наших траншей.

Эти наваждения прерывал обычно майор Штайнметц. Он клал мне руку на плечо и сообщал, что пора менять пулеметный ствол. Но однажды майор начал декламировать стихи.

Как собака на цепи тяжелой,

Тявкает за лесом пулемет,

И жужжат шрапнели, словно пчелы,

Собирая ярко-красный мед.

- К чему это вы, майор? - спросил я, даже отрываясь от пулемета.

- Очень уж похоже, - произнес Штайнметц, машинально надевая рукавицу и откидывая ствольную коробку, чтобы сменить ствол, хотя тот еще не слишком нагрелся и можно было бы пострелять и с ним. А майор продолжал декламировать, не отрываясь от замены ствола.

А "ура" вдали -- как будто пенье

Трудный день окончивших жнецов.

Скажешь: это -- мирное селенье

В самый благостный из вечеров.

И воистину светло и свято

Дело величавое войны,

Серафимы, ясны и крылаты,

За плечами воинов видны.

И эти слова каким-то образом еще быстрее погрузили меня в кошмарные фантазии. Я снова летел над полем боя. Кроме наступающих демонов, мертвецов, тварей, их боевой техники и артиллерии, я увидел и командующих этим кошмарным воинством. Как и положено, они находились в тылу, позади артиллерии. Каждый из них стоял на громадном помосте, с которого они наблюдали за битвой. Эти помосты не раз становились целью для нашей артиллерии, но снаряды не долетали, на их пути вставали невидимые до поры купола, при попадании в которые по ним шли радужные круги. Снаряды взрывались, расплескивая пламя и осколки по куполам, но демоническим военачальникам вреда причинить не могли. Вертолеты Братства атаковали помосты военачальников, но купола с легкостью останавливали пули из их пулеметов.

Сами военачальники выглядели жутковато. Я насчитал пятерых и двух одинаковых среди них не было. Но разглядеть как следует удалось только одного. На голове его росли два массивных, но разных по виду рога такой формы, что почти скрывали лицо, отдаленно напоминающее человеческое, только с сильно искаженными чертами. Синие доспехи местами почти сливались с телом демона, прорастая в его плоть. Он опирался на длинную винтовку с клинковым штыком, как с плакатов о кошмарном враге, что висели на всех вербовочных пунктах. Демонические военачальник поводил рукой, указывая направления атак - и тысячи солдат, а под его руководством были исключительно мертвецы, устремлялись к нашим траншеям.

Остальные военачальники носили доспехи другого цвета, но это все, что я разглядел.

Тружеников, медленно идущих

На полях, омоченных в крови,

Подвиг сеющих и славу жнущих,

Ныне, Господи, благослови.

Как у тех, что гнутся над сохою,

Как у тех, что молят и скорбят,

Их сердца горят перед Тобою,

Восковыми свечками горят.

Нигде врагу не удалось добраться до наших траншей. Пулеметные очереди и частая артиллерийская стрельба заставляли их цепи буквально вжиматься в землю, перерытую снарядами до состояния какого-то лунного пейзажа. Я не знаю точно, что значит эта фраза, но читал ее в каком-то романе о Мировой войне Предпоследнего века. И поле боя с той высоты, что видел его я, как раз более всего напоминало этот самый лунный пейзаж ничьей земли на Сомме, Марне, в Галиции или под Верденом.

Но тому, о Господи, и силы

И победы царский час даруй,

Кто поверженному скажет: "Милый,

Вот, прими мой братский поцелуй!"

- А вот это не к нам, - заявил я, выпадая из кошмарной грезы. Меня буквально вырвали оттуда последние строчки стихотворения, которое читал Штайнметц, - целоваться с демонами я не буду. От этой радости увольте.

Мы только что снова отогнали демонов, подошедших едва ли не к самому брустверу. Еще одна-две таких атаки и бой пойдет уже в траншеях. И он станет для всех последним. В этом я не сомневался.

Но все же мы сделали очень многое. Небо потемнело, и на нем снова расцветали вспышки космического боя. На орбите дрались три флота. Сильно потрепанный альбионский, наш и демонов, который они вывели несколько дней назад. Из-за чего и началась эвакуация. Тогда поняли, что Пангею не удержать никакими силами. Эскадру Братства, в основном занимавшуюся прикрытием десантных кораблей и почти не участвующую в сражении, никто не принимал в расчет. Слишком мало было у рыцарей кораблей для полноценного участия в бою.

- Отходим, - невпопад ответил на мои слова майор. - Господин полковник, пришел приказ об эвакуации последнего эшелона. Мы сдержали их. Теперь можно уходить.

Я поглядел на него непонимающим взором. Майор осознал, что его слова до моего затуманенного сражением. А потому просто схватил меня за плечи и подтащил за собой. Я только беспомощно оглянулся на брошенный пулемет.

Тело как будто лишилось веса. Самому себе я казался воздушным шариком. Его тащат на ниточке, а он болтается туда-сюда и вот-вот сорвется в небо. Если бы только не ниточка, которая держит очень крепко. Не вырвешься.

Примерно с полдороги я относительно пришел в себя. И побежал уже сам. До трапа "Померании-11" добрался уже без посторонней помощи. Хотя всю дорогу Штайнметц бросал на меня опасливые взгляды.