Айя Субботина - Простокровка из Дра'мора

Она медленно сползла по стенке, чувствуя, как призрачные крылья наваливаются на плечи всей своей тяжестью.

– Я какой-то урод. Я ничто, пустое место. Что-то такое, чему лучше было бы сдохнуть.

– Что-то слишком рано сдалась моя цыпочка, м?

Голос Эашу сделался прежним. Инкуб опустился рядом с ней, подставил плечо, на которое Марори с немой благодарностью положила голову. Его рука приобняла ее за плечи, пальцы забрались в волосы.

– Марори?

– Что?

– Когда ты пила кровь последний раз?

Она всхлипнула, вытерла слезы рукавом.

– Я не пила кровь. Клыки – ничего не значат. Это просто. какая-то ошибка.

– Надеешься, что они исчезнут? – В его голосе звучала мягкая издевка. Ну конечно, это же Эашу: он будет не он, ели не найдет повода для насмешки даже на развалинах мироздания. – Не хочу тебя огорчать, цыпочка, но ты выглядишь – краше в гроб кладут. И меня бесит, что Крэйл оставил тебя одну в такой момент.

– Ты же знаешь, что он делает для Кула.

– Знаю. Но разве. А, ладно.

Он спустил форменный пиджак с одного плеча, расстегнул ворот рубашки.

– Считай, это твой долг за то, что кинула меня как какого-то прыщавого подростка. – С этими слова Эашу уверенно подтолкнул ее голову к своей шее.

Марори дернулась, попыталась освободиться, но хватка инкуба была железной.

– Поверь мне, я знаю, что такое ломка у клыкастых. Крэйл не рассказывал, кто я в его прошлый его «залет» таскал ему живую кровь? Вот засранец. Боится конкуренции.

– Я не могу, Эашу.

– Можешь. Закрой глаза.

Она послушалась.

– Была у меня одна вампирочка, – сказал он убаюкивающе тихим голосом. – Она говорила, что первый укус – это почти, как первый секс, а первый глоток крови – все равно, что первый оргазм. У меня самые что ни на есть корыстные помыслы, цыпочка. – Марори скорее почувствовала, чем поняла, что он улыбнулся. – Привяжу тебя к себе, а Шаэдису мы скажем, что ты не смогла устоять против моей бездны обаяния.

Его слова расслабляли. Непостижимым образом проникали в ту часть души, которая была намертво закрыта даже для нее самой. Эашу осторожно, но твердо вторгся в ее боль и отчаяние, разбавил их одним своим присутствием.

Она распахнула глаза, чувствуя, как ноздри щекочет сумасшедше притягательный аромат крови. Во рту собралась слюна. Марори жадно сглотнула – и Эашу низким смехом обозначил, что в курсе ее реакции.

– Хватит ломаться, цыпочка, иначе мне придется изменить обещанию не воздействовать на тебя своими врожденными талантами. А мне, поверь, до смерти надоело делать вид, что я тебя не хочу.

Она едва слышала его слова. Артерия под кожей инкуба притягательно подрагивала от каждого удара сердца. Он сам вдруг превратился в нечто настолько желанное, что тело буквально взорвалось от острой необходимости завладеть хоть малой частью столь щедрого подарка.

Не вполне понимая, что делает, Марори разомкнула зубы, мягко прикоснулась ими к теплой коже, словно какая-то крохотная часть ее продолжала отчаянно сопротивляться открытию новой грани неизвестного.

«Я не хочу быть пустотой из набора хромосом».

– Смелее, цыпочка. Поверь, от одного укуса я не протяну ноги. Инстинкт выполнил свое предназначение.

Клыки жестко вонзились в теплую плоть, кровь потекла по языку, обжигая своей внезапной одурманивающей сладостью. От первого глотка в голове зашумело, от второго под кожей растекся танцующий огонь. Она словно вышла за пределы самой себя, поднялась куда-то туда, где не было места ничему, кроме безграничной свободы.

– Моя цыпочка. – донесся до нее шепот Эашу. – Я же говорил, что ты поймаешь кайф.

Какая-то часть ее сознания понимала, что сейчас самое время остановиться. Что она слишком близко подошла к той черте, переступив за которую уже не сможет себя контролировать и, вполне возможно, станет чудовищем, от осознания которого самой станет противно. Но все происходящее было таким притягательным и манящим, запретным и порочным, как будто сам первозданный грех. И мир за пределами комнаты казался бессмысленным. Там, за этой дверью, она снова становилась Марори-без-роду-и-племени. Та, за дверью, у нее не было никого на всем белом свете. И тот единственный человек, которому она искренне захотела довериться вся без остатка, был слишком далеко, чтобы до нее доносились отголоски его признания.

– Не плач, – Эашу мягко перебирал израненными пальцами ее волосы. – Хочешь, я этого небеснорожденного придурка убью? Вырву ему сердце и скормлю твоему Сатису.

Она все-таки справилась с жаждой, оторвалась от его артерии и долго-долго, не мигая, смотрела на две кровоточащих ранки. Ее личная метка. Потом рассеянно мазнула тыльной стороной ладони по губам, лизнула кровавую дорожку на коже.

– Черт, цыпочка, нельзя же так с инкубом, – хрипло и как-то непривычно зло пробормотал он.

Она едва поняла, как оказалась на полу, прижатая к прохладному камню, с заведенными за голову руками, которые инкуб недвусмысленно крепко сжал в своих ладонях. Его глаза полыхали каким-то ядовито-томным желтым пламенем, колено скользнуло между ее бедрами.

– Я слишком долго притворялся. Так долго, что и сам поверил, будто ты всего лишь леденец в красивой обертке, который стоит ровно столько же, сколько и другие. – Он прижался лбом к ее лбу, вымученно застонал. – Знаешь, почему так притягательно играть в кошки-мышки со смертью? Только глядя ей в глаза, понимаешь, что действительно важно. Видишь сквозь мишуру, что болит больше всего. Я чуть не сдох в проклятых Пустошах. Был уверен, что не вернусь. Черт, я хотел там сдохнуть. Потому что представить не мог, что Крэйл заберет то, что я не боялся потерять. Мне даже в голову не могло прийти, что вы.

Он все-таки отпустил ее руки, провел перебинтованными пальцами по виску, по шее, большим пальцем очертил контур губ.

– Я не могу быть моногамным. Сраная природа. – Он криво усмехнулся. – Но я хочу быть твоим. Хочу, чтобы моя цыпочка была вот такой для меня: раскованной, жадной. Я дурею от тебя, Марори.

– Кажется, я впервые слышу от тебя столько искренности за раз, – тихо сказала она.

– Кажется, я тоже. Я люблю твою проклятую кровь. Я люблю твой взгляд сейчас: когда ты не пытаешься сбежать. Я люблю тебя. И ради Темных, не говори ничего, потому что я знаю, что у тебя нет ничего взамен.

Она обняла его лицо ладонями. Внутренний порыв, которому не могла – и не хотела – противиться. Его взгляд как-то обреченно сцепился с ее взглядом, ладонь опустилась на шею, скользнула за ворот рубашки, пальцы мягко прочертили дорожку по ключице.

– Я нарываюсь на неприятности, но плевать. Я бы никогда не бросил тебя одну. Могу повторять это Крэйлу в рожу, пока он не выколотит из меня дух. И сделаю это, как только он появится на горизонте.