Екатерина Елизарова - Путь в Эльдорис

— Не уходи, — попросил он, и в голосе его чувствовалась боль.

— Лив, что-то стряслось?

— Нет. Все живы. Маркус еще без сознания, но от лекаря передали, что, вероятнее всего, уже на рассвете он придет в себя.

— Хорошо, — сказала я, садясь обратно. — А что с тобой?

Лив некоторое время молчал, а потом сказал, глядя куда-то в пол:

— Я хожу по краю пропасти, Тания. И веду тебя за собой.

— Глупости, Лив. Я же пришла сама. И дар…

— Я не об этом, — сказал он и посмотрел на меня. — Я не хочу причинять тебе боль. Сохраняя дистанцию, я мучил и тебя, и себя. Но теперь… Я не могу быть с тобой.

— Лив? — в душе моей все перевернулось, а в уголках глаз тут же стало предательски влажно.

— Я люблю тебя, Тания. И с каждой минутой, проведенной вместе, люблю все сильнее, уже не представляя своей жизни без тебя. Но я не могу быть твоим возлюбленным и мужем. Пока со мной моя коса, я не могу назвать тебя своей любимой перед другими. Ни один Старейший не обвенчает нас. Я даже не могу открыться тебе до конца. Это своеобразный блок, не позволяющий мне сделать это.

Эти его слова про мужа и венчание звучали так дико и так незначительно по сравнению с тем, что он любит меня. Мне захотелось закричать об этом, но я не стала ничего говорить, решив, что сейчас не время объяснять необязательность всех этих условностей. К тому же я толком не знала, какие у них обычаи на этот счет. Да, совсем не знала. Зато хорошо помнила слова девушки-эвина, которые та хотела, чтобы я запомнила.

— Твой обет, я понимаю, но, Лив, обет ведь можно снять.

— Снять? — Лив посмотрел несколько удивленно. — Да, моя ати, ты права, это возможно. Обет — это признание в безграничной любви тому, во имя кого он принесен, и снять его можно, доказав, что случилось невозможное, и сердце полно чувством не меньшей глубины к другому человеку. Есть способ и место, где этот обряд свершается. Священное место, озаренное сиянием Белой Матери и Сестры. И войти в него, потревожив ее покой, осмеливаются лишь те, кто уверен непоколебимо.

— Ты сомневаешься в моих чувствах к тебе? — спросила я, мне становилось горько от одной лишь тени подобного предположения. — Или в своих?

— Тания… — прошептал он, и меня наконец обдало его теплым сиянием, он приоткрылся, показывая разгорающийся в сердце огонь. — Конечно, нет.

— Тогда что же? Тебе неизвестно, где это место? Но если оно сущестсвует, мы его непременно отыщем!

— Нет, дело не в этом. Место это посещается лишь в исключительных случаях, чтится, но расположение его известно. Только вот в моем случае этого недостаточно. Мой обет, помимо обычной для таких случаев формулировки, был скреплен магическим артефактом, чем снизил возможность его снятия практически до нуля. Истинность чувств должны доказать не только влюбленные, но и сама судьба, послав избраннице ключ.

— Что за ключ?

— Я даже не помню, как он выглядит, Тания. Эти воспоминания затираются, едва надето кольцо, есть только единственный шанс — ты сама должна найти его и узнать. Прости.

— Значит, мы найдем его и снимем твой обет, Лив, не сомневайся. К тому же, без этого мы все равно не сможем выполнить нашу миссию.

— О чем ты, ати?

— Я люблю тебя, — улыбнулась я. Он скоро поймет сам. Главное, мы все ближе к исполнению нашей судьбы.

Наутро, как и обещал лекарь, Маркус наконец-то пришел в себя. Он был бледен, слаб и напуган, но в целом никак не пострадал. Было решено оставить его еще на день в лагере, чтобы понаблюдать за его самочувствием, успокоить и соткать специальный полог, делающий его незаметным для коганцев. Маги, взявшиеся за реализацию этой задумки, и сами толком не знали, как сделать такую защиту, но идея им так понравилась (мало кто хотел бы встретиться лицом к лицу с выходцами из другого мира), что они взялись за ее исполнение со всем рвением.

Я зашла к Маркусу рано утром, но увидела, что он еще слишком слаб для долгих разговоров или знакомства с Луной и Регом, которыми собиралась порадовать его, и ушла, пообещав, что вернусь, когда он хорошенько выспится. Потом Лив показывал мне на карте расположение воронок (и тех, которые удалось ликвидировать, и тех, что еще оставались, и новых), места появления коганцев и замеченных следов от их порталов. По всей стране сейчас было относительно спокойно, новые воронки в большом количестве появлялись в сопредельных государствах, но не в Растании. Однако именно здесь сами маги появлялись с подавляющей частотой.

— Они что-то замышляют? — спросила я. — Если им нужны только соки мира, зачем тогда они вообще появляются здесь?

— И зачем хотят убить тебя. Неприятно это признавать, но мы пока этого не знаем.

Днем стало понятно, что лучше Маркусу не становится, даже напротив, у него поднялся сильный жар, он начинал бредить.

— Что с ним? — спросила я, зайдя к лекарю.

— Я не могу сказать точно, — пробурчал лекарь. — Но не думаю, что это связано с его обмороком… Похоже, он заболел.

— Заболел? Так почему вы его не лечите?

— Я сбивал ему жар уже несколько раз, но он поднимается снова, ткани горла воспалены и отечны, но стоит отвести от них излишек крови, как она приливает снова. А раз так, полагаю, не стоит вмешиваться в этот процесс.

— Что? Как это не стоит вмешиваться? Вы что же, не будете ничего делать? Вы же лекарь!

— Не горячись, Тания, — сказал Лив, тоже зашедший в палатку. — На Эльдорисе редко болеют. Бывает легкая простуда, если недостаточно закаленный изнеженный организм резко переохлаждается, бывают тепловые удары, роды или больной зуб. Последнее крайне редко. Порезы, ссадины, реже более серьезные раны, в основном бытовые. Если Гиннель говорит, что жар поднимается снова и его бесполезно сбивать, значит, так оно и есть.

— Бесполезно, Лив? Ты видел Маркуса? Он бредит! Жар поднимается, когда организм борется с инфекцией, это хорошо, что борется, но температуру выше 38,5 сбивают, чтобы не давать нагрузку на сердце и вообще, — пробормотала я то, что хорошо запомнилось мне еще с детства, когда мы с сестрой регулярно подхватывали ОРВИ, особенно зимой. — Стоп… Получается… Лив! Это я виновата!

— О, Тания, и в чем же ты можешь быть тут виновата? — сказал Лив ласково, как говорят с любимым, но еще несмышленым малышом.

— Нет, Лив, я серьезно. У него вирус. Никто, кроме меня, не мог его заразить.

— Разве ты болеешь?

— Нет, не болею. Но это не имеет значения. В вашем мире нет тех болезней, которыми болеют у нас. А я — носитель многих из них. Наш иммунитет привыкает с самого детства бороться с сотнями разновидностей постоянно мутирующих вирусов. Уже не помню, кто рассказывал мне о семье староверов, живущих отшельниками в лесу вдали от других людей и цивилизации. Они жили так много лет, будучи полностью изолированными от мира, а потом их случайно нашла какая-то экспедиция. Они поговорили и ушли, никто из них не был болен, но этого оказалось достаточно, чтобы почти вся их семья умерла!