Константин Бояндин - Тридевять земель (СИ)

Артём пожал плечами.

— Я прочитала его записки, – Мари показала карту памяти. – Я про Марка Флавия. Ужас, вот это жизнь была – его иногда раз по десять в день переносило. Так он тоже не видел, кто всем этим хозяйством управляет. Если они не могут сами из биомассы вырасти, откуда тогда берутся?

Артём ещё раз пожал плечами.

— Я от Марцелла только и услышала, что умею задавать неприятные вопросы. Ты тоже умеешь, я знаю. Ты уже приказывал им умереть?

Артём кивнул.

— Без толку, да? Они такой команды не знают. А превратиться в дерево, как на той базе?

— Это пока что нет. Надо напомнить, в списке почему-то нет.

- - -

— В ядре нашли ещё одни человекообразные останки, – размышляла вслух Мари. – Ну, то есть дерево. Всё бы ничего, если бы не четыре руки. У людей их две, вообще-то. Но по очертаниям был человек, если про лишние руки забыть. Что бы это могло значить? И передатчик в руке – ну, то есть пульт. Причём наш пульт, человеческий. Если внутри была какая-то новая форма нечисти, откуда у неё наш передатчик, да ещё в руке? Где подобрал? Получается – сидел в этом шаре, с передатчиком, потом всё стало деревом – кроме передатчика, который за столько лет сел и перестал излучать. Ничего не понимаю!

— Аналогично, – Артёму идти давалось нелегко – несмотря на все стимуляторы, под надзором доктора, естественно, ноги уже протестуют. Начальство в восторге: и данных записали вагон, и убедились, что все формы нечисти слушаются Артёма – даже «ртуть», если рядом есть выпустивший её «зомби». Причём «ртуть» слушается, даже если сам «зомби» изолирован от радиоволн, главное – чтобы был на определённой дистанции. И опять вопрос: как «ртуть», которая ненамного сложнее крохотного «пожирателя», у которой нет вообще никакой нервной системы, ощущает дистанцию от породившего её организма? Вопросов всё больше, ответов – не очень.

И превратить нечисть в древесную массу не вышло. Данные из убежища зашифрованы; алгоритм, по словам оружейника, примерно понятен, но ключ неизвестен. И ещё: рядом с останками, скелетом, на стене надпись: «свобода, равенство и…», на французском. И ещё несколько неразборчивых слов. С понятной частью надписи всё вроде бы ясно – не успел дописать последнее слово? И зачем было делать надпись стойким маркером, который выдержал столько веков, и не осыпался, не обесцветился? Послание? Кому? И как понимать – намёк, что люди не сдаются, что их не победить?

Вопросы, вопросы…

— То есть мы пока ещё не видели эту прелесть с четырьмя руками, – закончила Мари. – Завтра продолжаем, да?

— Нам обоим приказали явиться? Видимо, да, продолжаем.

— И всё равно это классно, – повторила Мари. – Видеть, как они слушаются. И те корабли внизу… то есть, там у них база. Ждут приказа. Погрузиться, полететь, и сожрать ещё одну планету. Так получается.

Артём посмотрел ей в глаза и пожал плечами. После общения с оружейником он и сам перестал выдавать предположения за утверждения. Марцелл Катон не зря любит слово «гипотеза». Он никогда не скажет «я уверен», если нет фактов, подтверждающих его слова на двести процентов. Хороший подход – не опираться на предположения, правильный.

— И кто-то ведь отправляет их. Знаешь, мы однажды думали о Земле – там, в школе, в моём «клубе», с которым потом башню пошли искать. Подумали однажды: а что, если эти гады и на Землю тоже нападут? Вот ты как думаешь, Земля справилась бы?

Артём поёжился. При известном ему уровне технологий… неизвестно. Айур, который был не в пример лучше развит, и где военные даром хлеб не ели, уже через шесть часов превратился из цветущей планеты в рассадник этой космической чумы – биосфера заражена, большинство людей – тоже. Если одного прикосновения достаточно, чтобы передать «пожирателя» – шансов маловато. Но кто знает? Может, перед лицом тотального уничтожения такой силой люди сумели бы взяться за ум и – кто успел бы выжить – нашли бы решение, сумели бы отстоять планету? Не понять. Вот выжечь её, заразить радиоактивными осадками, сделать безжизненной – вероятно, смогли бы.

— Всё понятно, не отвечай, – взяла его за руку Мари. – Думаешь, зачем мы полезли башню искать? Ради славы, всего такого? Это тоже, чего уж скрывать. Но мы хотели научиться скользить, найти все убежища нечисти и покончить с ней насовсем. А я, сам видишь, преступников ловить стала, а нечисть своими глазами только вместе с тобой и увидела. Если честно, лучше бы не видела.

…Их встретила Миранда – судя по одежде, сама только что приехала.

— Марина в Париже, – сказала она вместо приветствия. – Мари, ты как, на ногах ещё держишься? Поможешь мне тут по дому? Ортем, Марина просила позвонить ей, как только вернётесь – пока вы на задании, до вас не дозвониться.

- - -

— Извините, что не посоветовалась, – Марина – её голографическое изображение – поклонилась. – Нужно было спасать Арлетт. Я потом объясню, это нужно самой рассказать. Уже всё уладили. Ортем, я беру её к нам в дом, помощницей. Вы не возражаете?

— Если доверяете – не возражаю.

— Доверяю. Извините, что так сорвалась и уехала – вы поймёте, когда я расскажу. Не выключайте связь, ладно? Здравствуйте! – Марина приложила ладонь ко лбу и сердцу, и снова поклонилась. Её фантом исчез, и через несколько секунд появилась Арлетт. Уже не в больничной одежде – одета по-римски. По лицу видно, что недавно плакала.

— Спасибо, сэр Ортем, – она сумела улыбнуться. – Простите, столько хлопот из-за меня. Обещаю, что не пожалеете!

— Не переживайте, пожалуйста, – Артём и сам не знал толком, что в такой ситуации сказать. – Что ни делается, всё к лучшему. Вы живы, это главное.

— Вы правы. Простите, я вижу, что вы устали. Здравствуйте, и доброго отдыха!

- - -

— Арлетт? – удивилась Мари. – Дочь кондитера, Мишеля Беклина? Мы её «сладкой девочкой» звали. Такие торты печь умеет – пальчики оближешь! Всё мечтала стать особенной, знаменитой, не нравилось ей, видите ли, быть пятой дочерью в доме, пусть даже и со своим магазином. Мир тесен.

— Похоже, ты её не очень-то любишь, – заметила Миранда, жестом приказав Мари не шевелиться – пишет её портрет.

— А, глупость вышла, – махнула рукой Мари. – Я у неё пирожные покупала как-то раз. А тут вызов. Она отошла, а мне положено в течение пяти секунд отозваться, а в течение десяти – уже отправляться. В общем, они в магазине подумали, что я платить не захотела. Я потом пришла в тот же день, всё объяснила, втрое больше заплатить предложила – а они уже заявление на меня подали. Весь участок надо мной смеялся, убить их всех хотела. В общем, некрасиво вышло.

— Бывает, – согласилась Миранда. – Всё, на сегодня хватит. Завтра продолжу, пусть краска пока высохнет. Нет, не вздумай смотреть! Я не показываю неоконченное. Никому.