Гольшанская Светлана - Нетореными тропами. Часть 1. Страждущий веры

— Наверху переоденься, — удовлетворённо кивнул Петрас.

Вежливо поблагодарив, я поспешила к лестнице. Боялась, что моя любезность и показное воодушевление вот-вот иссякнет.

Тонкая перегородка разделяла второй этаж на две части. В меньшей на грубо сколоченной лавке лежали соломенный тюфяк и толстое одеяло из овечьей шерсти. Под скатом крыши висели пучки трав, на полках стояли кувшины и горшочки с зельями. Коморка Юле. В соседней, куда более просторной половине, друг за другом стояли две большие кровати с толстыми перинами, подушками и пуховыми одеялами. Возле одной на крючках в беспорядке висела поношенная походная одежда моего брата, возле второй — педантично расправленные костюмы Петраса. Надо же, даже здесь хорохориться не перестаёт.

Усмехнувшись, я скинула мужскую рубаху, которую набросила на себя после бани. Платье оказалось удобным и одевалось легко даже без посторонней помощи. К нему шли изящные серебряные заколки в виде цветов с лепестками из лазурита и перламутровой сердцевиной. Заколов пряди на висках, я оглядела себя в большом зеркале, висевшем у дальней кровати сбоку от окна. Миленько, даже на девушку похожа. Только вырез уж слишком откровенный и рукава короткие — немного стыдно и зябко. Хочется закрыться, но нет... Нужно постараться быть любезной ради брата.

— Лайсве, живей, а то без еды останешься! — сварливо крикнул Вейас. Он что мне — нянечка?!

Чувствуя в тонких парчовых туфельках каждую неровность под ногами, я спустилась по лестнице. Вейас и Петрас ждали в гостиной, сидя на стульях заложив ногу за ногу. Увидев меня, кузен поднялся и протянул руку.

— Я знал, что тебе подойдёт, — сиял Петрас широкой улыбкой и надувался от гордости. Едва удалось подавить смешок. — Подтверди, Вей, в этом платье твоя сестра красавица-раскрасавица!

— Её даже холщовый мешок не испортит, — угрюмо бросил брат, не взглянув на меня.

«Что с тобой?» — мысленно спросила я. Хотелось услышать что-нибудь более искреннее, чем его постоянное ёрничанье.

«Ничего, отстань!» — Вей поднялся и ушёл на кухню.

Почему во время своего триумфа у него вид, будто он кого-то хоронит?

Вскоре мы устроились за пышно накрытым столом. Здесь стояла свежая речная рыба, нежная молодая телятина, тушёная крольчатина с овощами, грибная подливка, закуски из сыров и колбас, пирог с капустой и печёные яблоки на сладкое. Всё очень вкусное, приготовленное Юле с умением и любовью. Я никогда не ела так много! Но больше потому, что не знала, куда деться от Петраса. Он сыпал комплиментами без умолку: о моём стройном стане, манере держаться в седле, бесстрашии во время охоты, блистательном остроумии. Последнее звучало особенно нелепо, когда я только кивала, жала плечами и глупо улыбалась.

— А куда делся Юле? — спросила я, устав от его речей.

Вейас пялился в стенку, словно был не с нами. Почему он замкнулся? Никогда его таким не видела.

— Да... — Петрас потянулся за ломтиком хлеба. — Я отпустил его на пару дней отдохнуть в награду за то, что он тебя вылечил.

— Жаль, мне так хотелось его отблагодарить и попрощаться.

Юле умел и слушать, и говорить так, что я боялась упустить хоть слово. Я буду очень скучать по его простой мудрости.

— Отблагодаришь ещё, — заверил кузен.

Он опустошил свои закрома с молодым вином и постоянно подливал его в наши кружки. Оно бодрило, хоть и заволакивало разум туманным хмелем, притупляя неприятные эмоции и тревогу. Я даже немного развеселилась.

— Сегодня полнолуние — устроим что-нибудь эдакое? — заговорщически шепнул мне Петрас. — Можем призрака вызвать: моего отца, твоей мамы или знаменитого воина.

— Спиритический сеанс? — едва не в полный голос удивилась я. Петрас шикнул и указал глазами на брата.

— Только мы с тобой. Ты ведь хочешь?

Я закусила губу, раздумывая. Неучтиво тревожить мёртвых понапрасну. И всё же... может, мне удастся попросить прощения? Я стараюсь держаться и не думать, но чувство вины не оставляет меня. К лучшему, если Вейас этого не увидит.

«Глупая-глупая Лайсве! — свербел внутренний голос. — Ты даже не представляешь, какими опасными могут быть взрослые игры. — Я дёрнула головой, гоня прочь дурные мысли: — Я хочу попробовать, узнать, не трусить хотя бы один несчастный раз в жизни! Я сильная, я справилась с варгами, я смогу унять кузена, если всё зайдёт слишком далеко».

— Давай, — я сжала под столом ладонь Петраса.

Он опустошил последний кувшин с вином и с сожалением заглянул на дно.

— Вот незадача! — кузен пихнул сидевшего от него по другую руку Вейаса. — Не рассчитал, что это вино под крольчатину так хорошо пойдёт.

— Выпей моё, — брат передвинул к нему полную до краёв кружку.

Ни к еде, ни к вину он так и не притронулся, просидев угрюмо нахохлившись весь ужин.

— Съезди-ка лучше к винарю и привези ещё, — уже не так радушно процедил Петрас. — Съезди, говорю!

Вейас напрягся и вытянулся. Вот-вот колкость выпалит, и тогда все старания пойдут насмарку!

— Уже за полночь. Меня даже за городские ворота не пустят, — замотал он головой.

— Дашь им денег, они тебя ещё и в зад поцелуют, — Петрас швырнул ему кошелёк.

Казалось, воздух между ними вот-вот вспыхнет и подпалит льняную скатерть.

«Пожалуйста, сделай, как он просит, — взмолилась я. — Не порти всё в шаге от победы».

«Ты продалась за тряпки и побрякушки!» — разочарованно воскликнул он.

Какой демон в него вселился?

— Вейас?! — только когда услышала собственный голос, поняла, что заговорила вслух.

— Иду уже!

Брат с шарканьем отодвинул стул и ушёл, не оборачиваясь, даже не ответил на мой мысленный зов. Захотелось броситься следом и помириться, но за ним уже захлопнулась входная дверь. Я вымучено улыбнулась Петрасу, пытаясь скрыть смятение. Ведь он не причинит мне зла. Он благородный Сумеречник. Он поймёт, что это лишь игра. Обнимет и поцелует пару раз после вызова духов, пока мой мрачный братец не вернётся — ничего страшного в этом нет, я потерплю, а потом объясню про свои чувства им обоим.

Петрас поднялся из-за стола и, галантно взяв меня под локоть, повёл в гостиную.

Мы сдвинули в середину комнаты медвежью шкуру, и я уселась на неё. Петрас нашёл кусок мела и принялся выводить на полу замысловатые узоры: большой круг, в нём человек в полный рост с вытянутыми в стороны руками и ногами, в пустых секторах по бокам обозначения четырёх стихий, внизу между ногами знак смерти — перевёрнутый анк, и птица над головой — символ души. Я знала это по книгам, а ещё из того, чему обучали Вейаса. Любила подглядывать за его уроками, мечтала, чтобы и меня допустили до подобных таинств, а не заставляли заниматься скучным рукоделием и танцами.

Петрас расставил у ладоней, ступней и головы человека толстые свечи с вырезанными на воске рунами, по секторам раскидал грубые коричневые осколки янтаря. Я подобрала один и провела пальцем по шершавой поверхности.