Год дракона (СИ)

А меч, надо признаться, с легкостью мог бы считаться произведением искусства. Больше всего меня, конечно, потрясла гарда. На ней в разные стороны смотрели два дракона, и на первый взгляд они были совершенно одинаковы. Но лишь присмотревшись, я заметил, что у одного из открытой пасти свисает раздвоенный, как у змеи, язык, а у другого – вырывается пламя. Смысл этой композиции я понял лишь месяц спустя, а пока посчитал это причудой брата, который решил нестандартно подойти к созданию украшения оружия. Эти два дракона передними лапами упирались в боковину меча, как горгульи на стенах готических соборов, а их тела, переплетясь, создавали рукоять. Лишь кончики их хвостов расходились в стороны, но неведомая сила снова сближала их, образовывая в навершии рукояти нечто схожее с сердцем.

Впрочем, клинок тоже заслуживал отдельного внимания. Примерно половину его, начиная от гарды, занимали крупные зазубрины с обоих концов. Как пояснил Вовка, у зазубренных клинков больше режущая поверхность и меньше масса, что идеально подходит для начинающих фехтовальщиков.

– К тому же мечи с серрейторной заточкой изначально создавались как оборонительное оружие, чья цель – нанести раны и обратить в бегство, – говорил он, заботливо проводя кончиками пальцем по клинку. – В бою же главная цель – убить, поэтому там более популярны мечи с гладким клинком: чтобы не цеплялись ни за что, а кололи и рубили.

– Меня, значит, ты в оборону записал, – усмехнулся я.

– Не думаю, что тебе придется драться насмерть, – немного смутился Вовка. – А вот отпугнуть противника надо бы уметь.

– Не обижайся, Вов, но на дворе третье тысячелетие, и мечи… Тебе не кажется, что пистолет более функциональное оружие?

Брат в недоумении выпрямился, словно я сморозил несусветную чушь.

– Во-первых, против большинства тварей огнестрельное оружие бесполезно: одним оно не причинит никакого вреда, а в других очень сложно попасть, – терпеливо, как маленькому ребенку, стал объяснять он. – И меч в данных обстоятельствах – единственное оружие, которое позволит сокрушить любого врага.

– Но если тварям пули нипочем, то и холодное оружие не достанет их.

– Холодное – да, но не наши мечи. Дело в том, что при их ковке драконы добавляют в расплавленную сталь свою кровь и используют магические заклинания. Все это улучшает боевые качества оружия. Даже небольшая рана, нанесенная драконьим клинком, для любой твари в этом мире может быть смертельна. К тому же меч – это продолжение воина. Это его рука, его боевой друг, его история. Он не просто абстрактный предмет – он личность, имеющая человеческие и даже сверхчеловеческие качества. Он будет помогать тебе, будет спорить с тобой. Его можно обидеть и задобрить. Меч олицетворяет твою силу перед врагом. Это не «Макаров», из которого ты можешь отстреливаться, трусливо прячась за выступ в стене. Меч сводит тебя лицом к лицу с врагом, и в этом бою ты должен доказать, что сильнее, что ты имеешь право зваться воином и даже драконом. Кроме того, твой меч будет наполняться силой после каждого сражения, чего не скажешь о пистолете, который ты будешь перезаряжать новой обоймой. Кстати, в этом еще один плюс холодного оружия: оно никогда не даст осечки, в нем не кончатся патроны и если кому-то удастся, например, отобрать твой меч, то умело использовать его дано не многим. Это не пистолет, где ты просто жмешь на спусковой крючок.

Речь брата впечатлила меня, но я все же не смог удержаться от едкого замечания:

– Если меч такой полезный, тогда зачем тебе «Магнум»?

Сказав это, я внезапно подумал, что могу обидеть Вовку. Он пытается донести до меня какие-то знания, а я ерепенюсь. Но брат не обиделся, а лишь небрежно отмахнулся:

– Пистолет нужен для людей. Они будут доставлять тебе массу неприятностей, и, к сожалению, они редко вооружены мечами – в основном пистолетами. Так что тебе придется говорить с ними на их языке.

Конечно, фехтовать я учился на деревянном мече, потому что мой стальной тушку курицы разрезал, как бумагу. По неопытности я бы в первую неделю остался без пальцев, ушей и, возможно, устроил бы себе харакири.

Итак, с середины марта мое расписание уплотнилось уроками фехтования. Мне вообще стало казаться, что меня призвали в армию: тренировки, режим, дисциплина, рукопашный бой, вождение, собирание оружия на время, трижды в неделю фехтование, дважды – стрельба в тире. Да, Вовка отдал мне свой первый пистолет – «Макаров» калибром 9 на 18 миллиметров.

– Пока учись на этом, а потом подберешь себе оружие по характеру, – сказал брат, и я учился на «Макарове».

Штанги и гантели укрепили мускулы, моя рука стала твердой – и для того, чтобы гасить отдачу, и чтобы наносить опасные удары мечом. Мне нравилось, как изменилось мое тело. Пусть я не выглядел мощным, как Вовка, я стал сильнее и мобильнее. Я оттачивал остроту реакции, а мой мышечный корсет помогал достигнуть маневренности. Вовка уже не мог ударить меня столько раз, сколько ему удавалось в феврале: я уворачивался и бил его в ответ. Этот бешенный ритм придал моей жизни неожиданно приятный вкус, и я уже не так сильно переживал из-за своей внезапной капитуляции. Временами мне казалось, что мой скептицизм вернется ко мне, как после травмы людям, потерявшим зрение, возвращается способность видеть. Но то были кратковременные вспышки надежды. В остальное время я с любопытством и без тени сомнений внимал рассказам брата про различных тварей. Интерес подогревали и практические занятия: я несколько раз побывал с Вовкой на охоте. Пока что он охотился на паразитов, но обещал мне сафари.

– Ты пока больше человек, нежели дракон, а потому являешься хорошей приманкой для хищников, – гасил мое нетерпение брат. – Боюсь, для меня твоя охота превратится в операцию по спасению рядового Райана.

– И когда я стану больше драконом, чем человеком?

– Когда твоя сущность окончательно проснется.

Кстати, о моей сущности. Я стал ощущать в себе нечто такое, чего раньше не чувствовал. Поначалу я был уверен, что это сила самовнушения, но с каждым днем мои ощущения становились все ярче и глубже, и я стал подозревать, что пробуждение во мне дракона не за горами. Этот факт пугал меня и одновременно волновал, как пугало и волновало героев прочитанных мною книг первое свидание.

Первым сигналом, что со мной что-то не так, стали головные боли. Они были такие же сильные, как та, которую вызвал Вовка в ночь после первой охоты. Наверное, поэтому они и случались со мной ночью. Иногда до того, как я усну, иногда я просыпался от невыносимой мигрени и лежал, свернувшись в клубок, дожидаясь, пока меня отпустит. Звать на помощь брата мне было неловко, поэтому я терпел, сжав зубы. Но однажды приступ накрыл меня во время спарринга. Мигрень была такой сильной, что сбила меня с ног. Я упал на колени, и у меня потемнело в глазах. Боль разрывала голову, словно в нее воткнули топор. Я лишь почувствовал, как брат подхватил меня под руки и уложил на спину. Не знаю, что он сделал, но боль из головы плавно перетекла в грудь, а потом растворилась в теле.