Ирина Сербжинская - Воин Сновидений

Палач с досадой оглядел толпу и вздохнул: народу у виселицы собралось совсем немного. От этого он чувствовал себя примерно как избалованный вниманием публики популярный комедиант, выпорхнувший на сцену и обнаруживший, что зрительный зал почти пуст.

И не то чтобы ремесло заплечных дел мастера пришло в упадок, наоборот! Просто время наступило смутное, и казни перестали быть редкостью. Казнили за конокрадство, за дезертирство, за грабеж на торговых трактах и за многое другое – понятное дело, народ пресытился зрелищами! Конечно, за каждую казнь исправно платили городские власти, но палач втайне считал себя натурой артистической и очень ценил внешнюю сторону своего дела. Работать почти при полном отсутствии благодарных зрителей было очень неприятно.

Палач снова вздохнул. Даже в таком небольшом городишке, как этот, городские площади украшали целых три виселицы! На двух из них свежий морской ветер лениво покачивал трупы. По распоряжению городских властей тела должны висеть еще четыре дня, «для вразумления и устрашения», как назидательно выражался смотритель площадей.

Итак, две виселицы уже были заняты, третья же пока что пустовала. До сегодняшнего дня.

Палач хмуро взглянул на молодого темноволосого парня, тот балансировал на шатком березовом чурбаке, на шее его уже была надета толстая веревочная петля, и подручный палача ожидал только команды, чтобы выбить чурбак у него из-под ног. Палач поморщился.

Да, уровень клиентов в последние годы сильно понизился! Давным-давно не приходилось, к примеру, отрубать головы благородным господам, потому-то маска и кожаный фартук валялись в сундуке, а меч палача ржавел без дела. Простонародье вполне удовлетворялось обычной пеньковой веревкой. Но, несмотря на это, палач делал свое дело добросовестно и вел казнь как положено. А положено было три раза спросить, не пожелает ли кто-нибудь выкупить жизнь преступника, приговоренного к повешению. Палач потянулся за ножом и принялся вычищать им грязь из-под ногтей.

– Ну не желает ли кто-нибудь из горожан выкупить этого бандита? – скучным голосом поинтересовался он, не глядя на притихшую толпу.

По давней договоренности палачи получали половину серебряной монеты за каждого казненного. Когда-то это были неплохие деньги, но в последнее время марки обесценивались с такой скоростью, что только искренняя любовь к своему ремеслу удерживала палача от того, чтобы не плюнуть на все и не заняться другим, более прибыльным делом. К тому же если сейчас найдется какой-нибудь сердобольный глупец и выкупит парня, то уплывет и половина марки: деньги полагалось полностью сдавать в городскую казну.

На предложение о выкупе никто не отозвался. Настроение палача немного улучшилось.

– Я говорю, нет ли желающих заплатить за жизнь этого убийцы несколько монет? Парень, глядите-ка, молодой, крепкий, здоровый, сгодится в хозяйстве. Возможно, отработает деньги, что вы за него заплатите, если конечно, раньше не прирежет вас. Сами знаете, при каких обстоятельствах он попал на виселицу…

Негустая толпа собравшегося народа молчала.

Осужденный на казнь неловко переступил ногами на чурбаке. Руки у несчастного были связаны, и удерживать равновесие было нелегко.

– Нет желающих? – Палач поднялся и расправил плечи. – Ну как хотите. Спрошу еще раз. Не желает ли кто-нибудь внести выкуп за этого человека? Гляньте-ка на него повнимательней. Это ничего, что он зарезал двух стражников… Сдается мне, что он – добрейшей души человек и хороший работник. Следите только, чтоб у него не оказалось ножа под рукой – и все будет в порядке!

Послышалось цоканье копыт, из бокового переулка выехал всадник на вороном коне. Заметив толпу, всадник остановился, затем тронул коня и подъехал ближе. Палач насупился – с казнью нужно поторопиться, не то, чего доброго, этот человек захочет выкупить осужденного! Палач глянул искоса: мужчина средних лет, в черных волосах, стянутых в хвост, поблескивает кое-где седина, на плечи наброшен черный дорожный плащ, руки затянуты в перчатки. Похоже, не из бедных. Такому вполне может прийти в голову блажь швырнуть деньги на ветер!

Палач заспешил:

– Спрашиваю в последний раз, никто не…

– Что стоит выкуп? – выкрикнула рыжеволосая девушка, стоявшая в первых рядах зевак. Всадник скользнул темными глазами по ее взволнованному лицу и чуть заметно усмехнулся. Осужденный впился в девушку взглядом, полным надежды.

– Пять серебряных монет, Селия, дочь рыбака, – нехотя отозвался палач. Девушка помрачнела.

– Почему так дорого? – с досадой спросила она.

– Он зарезал двоих, – пояснил палач. – Назначено по две монеты за жизнь каждого. И еще одна – в уплату за мой труд. Я тоже должен что-то заработать? Или ты думаешь, палач может работать бесплатно, из любви к искусству? Кроме того, из своего заработка я же еще должен заплатить помощникам. – Палач кивнул в сторону двоих подручных, лениво подпиравших столб виселицы.

Селия расстроенно промолчала, пересчитывая деньги в маленьком потертом мешочке.

– Может, возьмешь пока одну, а остальные я принесу тебе…

– Ох, Селия. – Палач сделал знак одному из помощников, и тот подошел к осужденному поближе. – Я бы рад уступить такой красавице, как ты, да порядок есть порядок! Выкуп должен быть внесен тут же, пока человек стоит под виселицей.

Парень бросил быстрый взгляд на всадника, лицо того по-прежнему оставалось невозмутимым.

– То есть желающих выкупить эту никчемную жизнь нет? Что ж, правильно!

Палач махнул рукой подручному, стоявшему за спиной осужденного, тот ловко выбил из-под ног жертвы березовый пенек, и тело несчастного закачалось на веревке.

Толпа, негромко переговариваясь, разошлась. Покинула площадь и рыжеволосая Селия, вытирая слезы сомнительной чистоты фартуком. Всадник проводил ее задумчивым взглядом, тронул жеребца и, не оглядываясь поехал прочь.

Возле виселицы ненадолго задержались лишь помощники палача: по обычаю они бросали кости, кому достанутся сапоги и одежда мертвеца. Вскоре ушли и они.

На город медленно опустился темный и сырой осенний вечер. Шаркая башмаками, притащился старик-фонарщик, зажег на площади чадящие фонари и побрел дальше. Издалека доносились пьяные голоса и женский визг. Внезапно послышался цокот копыт по булыжнику, к виселице приближался человек на вороном коне. Остановив жеребца, он внимательно огляделся: вокруг не было ни души. Всадник пустил коня рысью, на ходу вытаскивая меч. Одним взмахом он перерубил веревку, тело с глухим стуком обрушилось на землю. Человек остановил коня и вложил меч в ножны.