Роман Галкин - Кощей. Перезагрузка

И чего это чудище глядит на меня с такой плотоядной улыбкой?

Опускаю взгляд, чтобы посмотреть, чего такого интересного этот черный волосатик во мне увидел, и понимаю, что просто-напросто сплю, а весь этот кошмар мне только снится. Иначе как объяснить свойственную привидениям из фильмов ужасов прозрачность моего тела?

Поднимаю руки и смотрю сквозь них на продолжающего ухмыляться йети.

– Новенький? Передыху от вас нетути, – хриплым человеческим голосом сетует тот и подцепляет мою полупрозрачную фигуру трезубыми вилами. – Цельную вечность прете и прете, уж руки устали в кипятке вас полоскать.

Обалдевший от нереальности происходящего, я никак не отреагировал на вонзившийся в мою тушку трезубец, благо ни малейшей боли не почувствовал.

Йети-брюнет поднял меня на вилах и, словно сноп сена, перебросил в котел с пузырящимся черным варевом…

– А-а-а-а! – Дикая боль затмила разум и заставила забыть обо всем на свете. – А-а-а-а!

Я кричал, кричал и кричал. Каждую клеточку моего организма жгло адским пламенем. Единственным желанием было скорее умереть. Такая боль не могла длиться вечно. Я просто не мог ее долго выдержать. Я просто обязан был умереть. Я должен был в считаные секунды сгореть, свариться в этом адском котле. Но я не умирал, и боль не уходила. Казалось, этот кошмар длится вечность. И я орал, орал, орал, стараясь криком прогнать невыносимую боль.

И боль стала уходить. Или нет, боль никуда не делась. Просто я стал к ней привыкать.

Наконец настал момент, когда я заткнулся. Заткнулся после того, как появилась мысль: «А чего я, собственно, ору? Кому?»

Пришла следующая мысль: «Где я? И, собственно, кто я?»

Вспомнил черное мохнатое существо, засунувшее меня в котел с кипящей смолой…

В ужасе выпрыгиваю из адского варева и зависаю над ним, словно привидение.

Словно привидение.

Привидение…

Я привидение!

А как еще можно объяснить тот факт, что я спокойно вишу в воздухе, а мое тело прозрачно и не имеет четких очертаний?

Может, я сошел сума?

Может, нырнуть обратно в котел?

Последнее пожелание чуть было не исполняется благодаря черному йети.

– А чей-то ты вылез, а? – хрипит он, появившись передо мной, и пытается нанизать меня на трезубец.

– Э-эй, чудо, погоди! – резко отскакиваю, а вернее, отплываю в сторону. – Да погоди ты! Давай поговорим.

Йети оборачивается, словно желая разглядеть кого-то у себя за спиной. Затем снова устремляет взгляд на меня.

– Ты енто с кем сейчас разговариваешь? – нахмурив шерстяной лоб, вопрошает он.

– С тобой.

Чудище скашивает взгляд на собственную грудь, вероятно пытаясь увидеть себя со стороны.

– Не положено, – следует жесткий ответ после нескольких мгновений раздумья. – Туточки тебе чистилище, а не ента вот эта вот, где лясы-балясы разводят. Енто с крылатыми хвилосохвии разводить будешь – апосля, как очистишься.

– Да очистился я уже! – кричу, опять уворачиваясь от трезубца.

– Ишь, прыткий какой, – опять промахивается йети.

Некоторое время нам не до разговоров. Я шарахаюсь из угла в угол, а шерстяной тычет в меня вилами, словно отрабатывающий штыковой бой новобранец. Однако я явно шустрее кошмарного чистильщика, и этот факт мне нравится. Даже появляется некий азарт. Увернувшись в очередной раз, оказываюсь за спиной у йети и стараюсь там и оставаться, как бы шустро тот ни крутился. В моем нынешнем бестелесном состоянии это легко удается.

– Все, – сдается шерстяной. Он устало опирается на трезубец и стоит, сгорбившись, часто и хрипло дыша. – Я отказываюсь работать с таким клиентом! Енто не клиент, енто недоразумение какое-то. Просто никакого уважения.

И тут же адское помещение затягивается белесой мутью, в которой растворяются даже звуки потрескивающих в огне дров и бульканье кипящей смолы.

С ужасом понимаю, что перестал не только видеть, но и ощущать тело. Пусть оно и призрачное, но еще мгновение назад я мог им управлять, мог двигаться, мог шевелить руками и ногами, поворачивать голову.

– М-да, шебутной клиент попался.

Раздавшийся из белесой мути голос показался знакомым. Я уже общался с его обладателем недавно… Недавно? А может, вечность назад? Это же он направил меня к черному йети в качестве мясного наполнителя для кошмарного супчика.

– Архангел в пальто, ты, что ли? – спрашиваю я.

– Хи, – хихикает женский голос. – Чего это он тебя в пальто нарядил?

– Человеческая душа – потемки, – отвечает мой знакомец без каких-либо эмоций. Однако в дальнейших его рассуждениях сквозит явное злорадство. – Создатель сделал людей несовершенными, мотивируя тем, что тогда у них будет цель к достижению совершенства, и они, стремясь к этой цели, превзойдут не только нас, но и его самого.

– Так совершенствуются же понемногу…

– Ну да, совершенствуются, – отвечает полный сарказма голос, – только в другую сторону.

– В какую другую? – не понимает женщина. – Вон даже космос себе придумали и полетели в него.

– И далеко ли улетели? – ухмыляется архангел. – Да и зачем полетели? За совершенством ли? Или за тем, что из космоса сподручнее убивать друг друга?

– Слышь, ты, в пальто, – надоедает мне молчать.

– Заткнись, – бросает тот, и я чувствую, что лишился возможности говорить, а он продолжает: – Я-то, почитай, половину из них через эти ворота пропустил и каждую душонку наизнанку вывернул. И скажу тебе, Мара, всем их самосовершенствованием движет стремление к уничтожению собственных собратьев. Потому и совершенствуются не душой или, на худой конец, телом, а изобретательством разных смертоносных штучек-дрючек. Да они и сами свой прогресс называют техническим – мертвым, значит. И все блага так называемой цивилизации – это всего лишь побочный продукт стремления убить первым.

– Ох, Гаврик, отдохнуть тебе надо вечность-другую от этих людишек. – В женском голосе послышались нотки сочувствия. – Да и привратники твои измаялись совсем. Надысь видела, как Петя со смены брел – голова понурая, плечи опущены, крылья по тверди волочатся. Разве ж можно так изматываться?

– Как же отдохнуть-то, Мариночка? Кто ж вместо нас освободившиеся души отлавливать будет да после чистилища вновь по реалиям распределять?

– Гаврик, правда ли, что в иных реальностях перволюдей вовсе не осталось?

– Да что там перволюдей… В иных и людей-то почти не осталось. Допрогрессировались в своем совершенствовании, мать их…

– Не сквернословь, Гаврик.

– Да чего только от этих людских душонок не нахватаешься, – сетует тот. – Ты, Мара, не представляешь, сколько очищенных душ мы с Петром да Павлом уже скопили в раю. Бродят они там, как овцы неприкаянные, ждут своей очереди на вселение. А куда их вселять, скажи?