Вадим Арчер - Выбравший бездну

— Они распадаются.

— Правильно, — кивнул Айгон. — Вот они и распались.

— А демоны?

— С демонами хуже, — подтвердил тот. — Видишь ли, Жрица не помнит себя, а значит, даже ей присущи некоторые человеческие заблуждения. Она призывает людей бороться с демонами и тем самым признает их существование.

— И они, естественно, продолжают существовать.

— Именно. — Айгон дружески улыбнулся Магу. — Послушай, светоносный, раз уж ты здесь, помоги избавиться от окрестных демонов. Лабу рассказывал, что у тебя это здорово получается. А то на промежуточный план невозможно нос высунуть.

— Ну, если нужно… но это же ненадолго, — напомнил Маг.

— Хоть на сколько, а там приказ придет, — обрадовался Айгон.

Они отправились бить демонов. Когда все окрестные чудовища были переведены в небытие, Айгон по просьбе Мага полетел взглянуть, чем сейчас занята Жрица, а Маг послал вызов Нерее. Вскоре та явилась перед ним, и они обменялись приветствиями.

Маг сказал, что рад ее видеть, и это было не пустой вежливостью. Странно, но он действительно был рад ее видеть.

— Ты уже вернулся? — сказала она. — Здесь не ждали никого из вас по крайней мере еще лет десять.

— Срочное дело, — отделался он ничего не говорящим объяснением.

— Я могу помочь тебе?

— Вряд ли. Я вызвал тебя по другому поводу.

— По какому? — заинтригованно спросила Нерея.

— Уходи отсюда, — сказал он. — Сейчас же отправляйся в Аалан.

— Но почему? — изумилась она. — Раньше ты говорил со мной совсем иначе! Конечно, здесь опасно оставаться, но я держусь очень осторожно, и со мной пока еще ничего не…

— Дело не в том, что здесь опасно оставаться, — перебил ее Маг. — Дело в том, что здесь бесполезно оставаться.

Ему было некогда разговаривать с ней — дело Жрицы требовало срочного внимания. Маг сказал только, что скоро он вернется в Аалан, и тогда они встретятся там и обо всем поговорят. Он проводил Нерею взглядом, пока она исчезала в воздухе.

«И еще в том, что мне будет жаль, если с тобой что-нибудь случится», — мысленно добавил он.

С человеком ищущим можно пуститься в обсуждения. С ним можно поспорить, ему можно указать на упущения, его можно заставить задуматься даже над очевидным. Он полон сомнений, в нем клубком вьются нерешенные вопросы, неразгаданные загадки, в нем есть готовность прислушаться, непредвзято изучить чужое мнение. С ним можно говорить и быть услышанным.

Но как быть с человеком, уверенным, что он нашел? С человеком, который оставил искания и пустился в проповедования? С человеком, убежденным, что ему известна истина в последней инстанции? Как довести до его сознания, что истина — не камень в конце тропы, что она похожа на быстрый и текучий ручей, и тот же и не тот же одновременно? Как заставить его услышать?

Маг этого не знал.

Тот человек стал проповедником. Он пошел по миру, рассказывая людям о своей истине, собирая вокруг себя учеников и последователей. Он отбросил длинный перечень заповедей прежних богов, заменив их простыми требованиями любить другого, как себя, а Единого — больше, чем себя. Он говорил о любви и добре, смирении и покорности.

В нем был дар увлекать за собой. Услышав его, люди срывались с места и следовали за ним, ловя каждое его слово. Маг глядел на них и невольно задумывался о том, как же мало в этом мире любви и добра, если они были готовы пойти на край света в погоне за единым отзвуком этих слов. Тот человек безошибочно выбрал самую сладкую приманку из всех возможных, но все-таки… Магу не давала покоя мысль, что проповедь добра немногим лучше проповеди зла — то же марионеточное управление людскими головами, готовыми подставить себя под любое ярмо. А истина выше добра и зла, она начинается там, где кончается всякое разделение, в том числе — на добро и зло.

Маг узнавал в нем кроткую власть Жрицы, ее умение возвыситься через уступчивость. Интересно, как звучали бы его проповеди, если бы в нем воплотилась искра Воина или Судьи? Императора? Тем не менее тот человек не был Жрицей, в нем жило временное человеческое сознание со всеми особенностями его народа и эпохи. Сама Жрица говорила бы не так.

Нужно было как-то исхитриться и вернуть ее. Маг постоянно размышлял об этом, не спеша принять к рассмотрению простой и надежный способ, предложенный Императором. Он был противником простых и надежных способов, тем более что этому человеку было немногим больше тридцати лет. Впереди была еще уйма времени. Его задача осложнялась еще и тем, что он оказался замеченным и не мог приблизиться к Жрице. Иначе можно было бы стать ее учеником, начать задавать вопросы и понемногу заставить ее заглянуть поглубже в себя. А пока он задавал вопрос себе — возможно ли в сложившихся обстоятельствах заставить ее вспомнить себя?

Он не находил ответа. Ему не нравился ответ «нет», но пока и не представлялось повода ответить «да». Кроме того, ему не нравились эти абстрактные «да» и «нет» — ведь истина похожа на ручей, быстрый и текучий, вечно изменяющийся. Должен был существовать ответ, единственно верный в данном случае, и итогом этого ответа должно было быть возвращение Жрицы. Безо всяких «да» и «нет».

Тот человек стал творить чудеса. Наделенный силой Жрицы, он был достаточно могуществен для этого даже в плотном теле. Он исцелял, он оживлял, он превращал одни вещи в другие — в общем, делал все то, что было категорически запрещено творцам, потому что подходило под пресловутый закон о невмешательстве. Но он не ведал, что творил, и не задумывался о том, можно это или нельзя.

Он был творцом.

Он был бродягой, поэтом и философом. Он находил слова, понятные каждому. Он ни на миг не забывал, что был мессией. Его слава росла и ширилась, им восхищались и его ненавидели, благословляли и проклинали. Он уводил людей из-под одной власти под другую, утратившие влияние чуяли в нем опасность. Ему угрожали, но он безостановочно двигался вперед. В нем просвечивало кроткое упрямство Жрицы, так хорошо знакомое Магу.

Но этот человек был ближе и родственнее бесшабашной натуре Мага. В своем стремлении выполнить то, что он считал делом своей жизни, он не оглядывался ни на старых богов и их служителей, ни на раздраженные его влиянием власти, ни на родных и знакомых. Произнеся горькие слова: «Нет пророка в доме своем и отечестве своем», он пошел проповедовать в другие края, с высоким безрассудством не оглядываясь на недругов, насмешников и гонителей. Нет, такой Жрица не была никогда. Она всегда знала, когда можно настоять на своем, а когда нужно уступить. А он говорил о смирении — и не смирялся, говорил о покорности — и был непокорным. И он говорил о любви к людям — и любил их.

Он был человеком.