Алекс Вэй - Туман забвения

Чтобы ехать им двоим, пришлось запрячь телегу. Ерон отдал свою, даже не взяв монеты. В благодарность за спасение дочери. Впрочем, если учесть, что лошадь у него увели, едва ли тому телега в ближайшее время пригодилась.

— Не знал, что девиц так от приплода избавляют. Мне шлюхи всякое рассказывали, но чтобы так, варварски. Ты что, не мог ей зелья сварить? — задал волнующий вопрос Виктор, как только они отъехали от деревни.

Альберт ничего не ответил, даже не обернулся. Он явно устал. Чтобы девица не скончалась от потери крови, ему пришлось пользоваться своим даром. Причем, возился он целых два дня. Сам почти не спал, и Виктору тоже не дал. Надо же караулить пленника. Причем знахарь вымотался куда сильнее. Увы, его магические способности были весьма скромны, их использование истощало его, еще и пользоваться даром он толком не умел. Насколько понял Виктор, Альберт при помощи магии мог разве что ненадолго снять боль и ускорить заживление раны. А в остальном, тот и вовсе шарлатан какой-то.

Талерманец за эти два дня не раз думал, знал бы, чего этот дурак собрался делать, увез бы его сразу в Небельхафт. Альберт оказывается, решил помочь девице избавиться от нежеланного ребенка. Как выяснилось, пятнадцатилетняя Хелла нагуляла дитя от случайного путника еще четыре месяца назад. Думала, обойдется. Но когда поняла, в чем дело, испугалась, что строгий отец выгонит из дому и попыталась избавится от бремени совьими ягодами. Девку вытошнило, осталась жива, а тут как раз добрый знахарь Альберт явился. Хелла упросила его помочь, сказала, что иначе повесится. Тот и взялся, причем, как полагал талерманец, взялся зря.

Ничего против подобных действий со стороны девиц Виктор не имел. Не ему судить. В конце концов, если девку отец убьет, она все равно никого не родит. Или если с дому погонит, так тем более, куда ей брюхатой идти? Но какого хрена этот шарлатан лез делать то, что не умеет? Залили кровью все вокруг, девка чуть не померла сначала от боли, потом от потери крови. Это хорошо, у Альберта магический дар был, так бы точно померла.

Увы, когда Виктор понял, дело худо, было уже поздно. Альберт уже начал свое черное дело. Талерманцу в итоге пришлось помогать знахарю извлекать плод прямо из чрева девицы. И нельзя сказать, что это ему так понравилось. Он, конечно, убийца, но такой херней заниматься ему еще не приходилось.

— Так и скажи, не умеешь зелье варить, вот и полез кочергой выковыривать, — скептически бросил Виктор и сплюнул.

Молчать скучно, а этот вопрос ему до сих пор покоя не давал.

— Умею я зелья варить, такие, что тебе и не снилось, — в этот раз Альберт молчать не стал. Видимо комментарий его задел.

— А мне и не должны эти сраные зелья сниться. Я не знахарь и уж тем более не девка. Крестьяне говорили, тебе над людьми издеваться нравится. И зверье ты мучить любишь, — возмутился талерманец, припоминая, что в самом процессе Альберт даже бровью не повел.

— Я не палач, а лекарь. Со зверьем я ученые опыты делал, а не издевался. И лечение бывает болезненным. Вот ногу человек сломал, ее вправить надо. Люди не понимают. Да, это больно, но если не вправить, так человек хромым останется и до конца жизни болеть будет, — объяснился он.

— Здесь никто ничего не ломал, — возразил Виктор.

— А с девкой по иному нельзя было. От зелья померла бы. Месяц уже четвертый, плод большой. Надо много зелья, оно вредное. А девка и так слаба после совьих ягод. Я знал, что делал, — пояснил Альберт.

— И кто же тебя научил такое делать? Инквизитор? — сыронизировал Виктор.

— Это мое ученое открытие. Я на свиньях опыты проводил. Вот трактаты заберем, почитаешь. У меня на этот счет целый сундук имеется. Кому я вообще это говорю, будто вам наука интересна. Хотите, считайте меня шарлатаном, мне все равно. Я не обязан вообще с вами беседовать, — отчеканил Альберт и замолчал.

Дальше они следовали молча. Выехали к пустому тракту и отправились на север. Виктору через пару часов молчать надоело. Тем более, нужно успеть поведать горе знахарю про обстановку в замке, чтобы тот не был шокирован. Но Альберт вести беседу категорически отказывался. Он, даже узнав, что талерманец служит последние пять лет в Небельзафте, ничего не спрашивал, предпочитая сидеть с безразличным видом. Виктор пытался задавать ему вопросы, но в ответ ожидаемая тишина. Так они молчали до самого вечера.

Когда солнце было близко к горизонту, Виктор решил, пора делать привал. Прямо в лесу, ибо тащить пленника в деревню как-то не хотелось. Связав Альберта, талерманец быстро организовал костер, швырнул туда подстреленную в пути утку и достал бутыль купленного у крестьян пойла. Для Альберта, вдруг разговорится. Сам он пить он не собирался. Завязал после той резни. Допился уже, прохлопав массовое отравление. Еще и на пиру перебрал. Хотя был приказ. Тогда еле отбрехался. Но сам то он понимал, с пьянством нужно завязывать, этим делу не поможешь.

Увы, Альберт выпить отказался. Талерманец подумал и счел, одна бутылка погоды не сделает. Все равно с этого не напьется, а так хоть расслабится. Отметит хороший улов. Альберт так и молчал, зато брусничная настойка разговорила самого Виктора.

— Тебе молчать не надоело? О себе говорить не хочешь, так хоть бы поинтересовался, как там матушка? Что в замке делается. Неужели плевать? — спросил талерманец, затягиваясь очередной самокруткой.

Альберт вновь ничего не ответил, даже не обернулся.

— Ну ладно, допустим, плевать. Расскажи хоть про лекарское дело, раз так любишь его. Какие еще опыты над зверьем ты делал? — продолжил задавать вопросы Виктор.

Снова тишина.

— Придурок, у тебя что язык отсох? Не хочешь со мной разговаривать, ну и хер. А я с тобой все равно поговорю. Тем более, мне есть что рассказать. Я признаюсь тебе, никто меня за тобой не посылал. Точнее, Беатрис давно тебя искала. А я помогал искать, но без толку. И вот, я случайно на тебя наткнулся. Ну и решил порадовать женщину, которая мне… небезразлична. Надеюсь, ты не удивлен?

— Нет. Матушка, насколько я знаю, не прочь раздвинуть ноги при каждом удобном случае, — прокомментировал Альберт, наконец, прервав молчание.

— Следи за языком, щенок, — с этими словами Виктор влепил ему затрещину.

— Что, думаете, вы первый и единственный? — сухо бросил Альберт.

— Ничего я не думаю. Хотя нет, думаю. Я могу сказать, что я думаю про тебя. Ты неблагодарный щенок, которому насрать на родную мать. Ты знал, что из себя представляет твой отец, и должен был догадаться, почему Беатрис написала то письмо. Она же тебе потом писала десятки раз, посылала людей. Но ты же у нас гордый. А между прочим, Генри пригрозил ей тебя убить! — уже распалился талерманец.