Артемий Чайко - Королевство Адальир. Путешествие (СИ)

Ещё секунду Алёна стояла, собираясь с мыслями, а бедняк растерянно смотрел на неё, как будто чего-то ожидая. Не зная, как поступить, она, молча, положила купюры на край рваного полиэтиленового пакета, который лежал рядом на снегу и принадлежал, по-видимому, оборванцу, а сама поспешила уйти. Она не заметила, как нищий с благостной улыбкой взял деньги и положил их вовнутрь пакета. Когда Алёна отошла на несколько метров, то поняла, что должна сделать для этого бездомного ещё что-нибудь. А он словно прочитал её мысли:

— Я же тебе говорил, а ты споришь, Фома неверующий! — торжествующим шёпотом обратился он к своей дворняге, а пёс только заскулил в ответ.

— Вы, наверное, хотите есть? — произнесла Алёна робко, снова приблизившись к нищему.

— Хочу… — шёпотом признался бродяга и выдохнул пар.

— Вам здесь не место, вы, должно быть, замёрзли… Хотите спать?

— Хочу… — снова подтвердил незнакомец и улыбнулся.

Алёна не знала, как сказать то, что хотела, но, наконец, собралась с духом:

— Вы не подумайте ничего дурного, но вы бы не согласились бы переночевать у меня? Я найду для вас хорошее место, дам чистое одеяло, вы даже сможете принять душ… — девушка замерла в ожидании ответа, как ящерка, греющая спинку на трухлявом пеньке в солнечный летний день.

— Gratias ago [3] Спасибо! (Лат.). , дитя! Я и впрямь совсем замёрз, а моя псина и того хуже… — он попытался встать, но, словно снеговик, примёрз к асфальту. — И если бы ты помогла старику подняться, то он был бы бесконечно рад твоему приюту.

— Давайте, поднимайтесь! — Алёна протянула свои маленькие ручки и попыталась поднять бродягу. Тот встал, на удивление быстро.

Вдруг Алёна заметила, что оборванец окружён каким-то странным голубоватым ореолом, и, неожиданно для себя самой, произнесла совершенно дикую фразу:

— От вас сияние какое-то исходит? — спросила она на полном серьёзе.

Оборванец с немного наигранным удивлением осмотрел себя со всех сторон.

— Время не рассчитал, — неразличимо пробормотал он себе под нос, и тут же, спохватившись, посмотрел на девушку растерянным взором, словно сам понял, что сморозил лишнего.

— Что? — широко раскрыв свои серые глаза, переспросила Алёна, она подумала, что ослышалась.

— Это снег искрится в свете фонаря, — поспешил пояснить бродяга, скрывая в ладони за спиной, потрескивающую искру.

Так ли это было на самом деле, или нет, действительно ли он удивился, или так хорошо сыграл это удивление, и что за статика гуляла по его пальцам останется известным только ему одному. Но вот, то ли от инея, а, то ли от непонятно чего, бродяга действительно, подобно лампочке, испускал слабое электрическое свечение. Быть может, это погода наэлектризовала его?

— Пойдёмте, — несколько сконфуженно от своей предыдущей фразы сказала Алёна, — я приготовлю вам поесть.

Незнакомец замялся.

— А как быть с ним? — он указал на пса и встревожено уставился на девушку.

— И ему что-нибудь сообразим, голодом спать не ляжет… Как вас зовут, у вас есть имя?

— Силий.

— Силий? И всё, — удивилась девушка, — так коротко? Странное имя…

— Василий Борисович Гончаров, — расправив плечи, галантно представился бродяга.

— Гончаров? Совсем как эту… — Алёна осеклась…

— Нет, нет, — поспешил откреститься Силий, — к ней я никакого отношения не имею! То есть, конечно, все люди братья и сёстры в той или иной мере, но это не тот случай.

— Так сильно не любите Наталью? — хихикнула Алёна.

— Вообще-то Александр Сергеевич просил не говорить о ней дурного, — Силий задумчиво расправил бородёнку, — поэтому я промолчу, — он улыбнулся. — Скажем, лучше, что это я написал «Обломова»…

— Ясно, а я Алёна, — девушка тоже улыбнулась. Пойдёмте, что ли?

— Idea optima est! [4] Отличная идея! (Лат.) — скороговоркой произнёс Силий, и повернулся к своему псу. — Слышишь, Фариселл? Нас любезно пригласили на ночлег, а отказываться от приглашений не очень-то красиво, особенно, если оно исходит от чистого сердца.

Пёс Фариселл одобрительно гавкнул, и они пошли втроём по совсем белой улице большого города куда-то вглубь снежной ночи.

Рука с баллончиком краски скользнула вдоль обшарпанной серой стены, оставляя радужный след, распылённого аэрозоля. Парень в розовой куртке с капюшоном явно знал своё дело, виртуозно чертил ломаные линии да при этом ещё и пританцовывал, и вскоре на стене очертились два силуэта: худой девушки в светлом плаще и мужчины в старом пальто и с «козлиной» бородёнкой на подбородке. Рисунок на стене, хоть и был условно-схематичным, но в нём без труда угадывались изображаемые персонажи… Ветерок покачивал фонарь, свет от которого попеременно освещал то один, то другой край картины… Вторая рука показалась рядом, женская и изящная. Девушка в радужной толстовке и жёлтой кепке подключилась к настенному рисунку, ловко пририсовав рядом с мужчиной чёрного пса.

Баллончики опустели, урбанистические художники пустых улиц, потеряв интерес к завершённой картине, растворились в вечернем городе. Снег кружился в свете фонарей и медленно стелился по тротуару, а на стене в стиле «граффити» через ночной мегаполис не спеша брели худенькая девушка в плаще и сером шарфе, мужчина в рваном пальто и его безродный чёрный пёс…

Брелов доиграл концерт, но по-прежнему был бодр и полон сил. Музыканты из его группы всегда диву давались, насколько он работоспособен. Сам Брелов говорил, что он лентяй, и это утверждение не было лишено правдивости. В те времена, когда он учился в университете, и потом, когда он ещё не начал петь, ему приходилось зарабатывать на жизнь самыми разными способами. Он и подметал дворы, и служил в нескольких конторках серым клерком, и даже торговал джинсами, но никогда не проявлял к этим занятиям особого рвения. Единственной его страстью была и остаётся музыка, которой он и отдавал всё своё свободное время. Альтернативный кельтский рок — так он сам именовал избранное группой музыкальное направление.

Зал, хоть и не был большим, но так ревел от восторга, что мог бы дать фору не одному стадиону. Сведённые с ума божественными звуками электрогитар и магическими ритмами звонких барабанов фанаты хором скандировали слова финальной песни, которая называлась «Ты можешь всё!», и повествовала о жизни и подвигах легендарного воина минувших эпох, что в одиночку одолел семерых королей. Музыка стихла, завершённая оглушительным барабанным боем, но песня всё ещё продолжала звучать над залом, подхваченная сотнями голосов собравшихся здесь любителей рока. Каждый, кто сейчас надрывным криком повторял за музыкантом нехитрые рифмы, чувствовал, что это он тот великий воин, что это он избранный, и он может всё, и в тот момент это было правдой.