Кэтрин Куртц - Наследие Дерини. Роман

- Райс-Майкл Элистер Халдейн, ты истинный король Гвиннеда, помазанник Божий, - услышал он, словно сквозь туман, слова Джорема. - Выпей, это таинство даст тебе власть, принадлежащую тебе по Божескому праву как владыке этого королевства. Со временем ты передашь ее и своим сыновьям.

Дрожащими руками Райс-Майкл поднял чашу, поднес ее к губам и осушил до дна, от всей души желая, чтобы эти слова оказались правдой. Жидкость оказалась горькой на вкус и отдавала золой и отчаянием, и у нее был солоноватый привкус крови, напоминавший о бренности всего сущего. На короткий миг ему показалось, будто что-то шевельнулось глубоко внутри, замелькали призраки каких-то образов, дразня воображение за сомкнутыми веками, но он никак не мог сосредоточиться на них.

Со стоном отчаяния он попытался уловить и удержать приоткрывшийся дар, вслепую схватил кольцо Огня со дна опустевшей чаши и с силой надел его себе на палец. Было еще мгновение какой-то поразительной отчаянной ясности, но оно тут же миновало, даже прежде чем он успел его осознать.

«Нет! Вернись!» - взмолился он в глубине души, устремив незрячий взор куда-то во тьму.

Молитвенно стиснув руки на груди, он ощупал оцарапанный сустав: поранился, когда надевал Кольцо. И именно в этот миг внезапно ощутил постороннее присутствие в круге, одновременно такое знакомое и чуждое… Это был не Джорем, не Тиег, и никто другой… Нет, перед ним был Тот, кто своей властью мог дать ему второе зрение, если бы только ему удалось сосредоточиться, прорваться сквозь окружавшую его плотную пелену. Но как?

- Пожалуйста, помоги мне, - прошептал он, еще сильнее сжимая руки. - Помоги мне, кто бы ты ни был, помоги мне прозреть, ради моей короны и всего королевства.

И сквозь мрак отчаяния, сквозь совершенную беспросветность окутавшей его тьмы бессилия он вдруг ощутил прохладное касание на шее. То была фибула Халдейнов, и внезапно слова Джорема с необычайной ясностью всплыли у него в памяти: «Жертва крови… испытание отваги…» В тот же миг он понял, что делать. Разумом он не желал этого, но страх отступил, и пальцы неуклюже потянулись к застежке броши, высвобождая сверкающую стальную булавку, проверяя ее остроту на нежной коже.

- Сир, в чем дело? - донесся откуда-то издалека встревоженный голос Джорема.

Но он лишь затряс головой и отпрянул, не желая, чтобы кто-либо касался его в этот миг, а затем раскрыл застежку пошире, чтобы крепче ухватиться за саму фибулу, и уверенно прижал острую иглу в ладони левой руки.

- Не трогайте меня, - прошептал он. - Я должен это сделать!

Кровь стучала у него в висках, но одновременно в душе на смену отчаянию пришла волна надежды. Смертная плоть страшилась испытания болью, но самый страх свой он с мольбой вознес как жертвоприношение Тем, кто наблюдал за ним, в чьем присутствии он более не сомневался. К самому Господу, кому молился о спасении, и для служения которому был помазан королем. В отличие от своего отца или брата Джавана, он никогда не считал себя особо верующим человеком, но теперь ощущал несомненную правоту и необходимость этого деяния.

- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, - прошептал он, стремясь наполнить эти слова всем жаром своей души. - Да будет на все воля Твоя!

И с этими словами он с силой вонзил иглу в ладонь, удивляясь, насколько трудно оказалось пронзить сталью плоть и мышцы.

И какая боль… Слепящая, испепеляющая агония волнами распространялась из руки по всему телу, заливая сознание вспышками жгуче-белого света, словно расплавленный металл стекал у него по руке, но куда хуже мучений физических оказалась боль, вспыхнувшая в мозгу.

Пламя озарило давние похороненные в глубинах памяти воспоминания… Вот он бесстрашно стоит перед отцом и пьет из другой чаши, вот руки отца касаются его головы, и сквозь них потоком устремляется тепло и свет, пробуждая в нем силу, открывая доступ и озаряя все уголки рассудка, а затем вновь настает Слепота. И встают в мозгу преграды, которые должны были рухнуть еще шесть лет назад, после смерти Джавана… Но руки отца остались в воспоминаниях, а здесь и сейчас его вдруг коснулся кто-то другой. И это был не Джорем и не Тиег. Он чувствовал чье-то присутствие совсем рядом, кто-то пытался проникнуть в его мысли, просил, уговаривал, настаивал, но защиты его взбунтовались и восстали со всей жесткостью. Он не ощущал зла в этом Другом, и сознавал, что не должен сопротивляться, но не находил в себе сил уступить. В отчаянии он еще сильнее вонзил иглу в ладонь и провернул ее внутри, вытолкнув золотое острие наружу между костями.

Новый приступ боли с внезапной резкостью помог сосредоточиться, словно огненный цветок расцвел где-то глубоко внутри, и в пламени его защиты сгорели, обнажив душу ожидавшему этого Другому. Он ощутил касание призрачных рук, и свет внезапно вспыхнул за сомкнутыми веками, озаряя все ослепительно-белым сиянием, и тут же все погасло, медленно растворяясь во тьме забвения.

Джорем уловил стороннее присутствие в круге и по потрясенному лицу юноши понял, что Тиег также заметил его. Но в этот миг король со стоном повалился набок и забился в конвульсиях, и потому Джорем мгновенно отринул все личные тревоги и заботы, загнав их в тот угол сознания, что он отводил обычно для вещей, которых опасался или не вполне понимал.

Он сильно сомневался, что Тиег сумел узнать в явившемся им призраке своего деда Камбера, отца Джорема, однако рано или поздно мальчик все равно начнет задавать вопросы. Джорему это было не слишком по душе, но, похоже, в последнее время «святой» Камбер приобрел поразительную привычку объявляться незваным во время магических ритуалов, по крайней мере, когда дело касалось Халдейнов. Неизвестно, стояло ли за этим лишь обычное любопытство и забота о благе королевской династии, или же то был знак неких далеко идущих планов. Однако сейчас, когда жизнь короля повисла на волоске, было не время и не место спорить об этом, даже с самим собой.

- Нет, не прикасайся к нему, - воскликнул он, заметив, что Тиег устремился к королю. - Пусть все идет своим чередом!

Тиег послушно отпрянул, хотя такая покорность явно шла вразрез с инстинктами Целителя, которые подталкивали его оказать помощь человеку. Райсиль тут же поспешила к королеве, чтобы не позволить ей вмешаться, и сейчас она вопросительно взирала на своего дядю, который, внешне совершенно бесстрастно, наблюдал за конвульсиями Райса-Майкла. Наконец, король словно бы успокоился, и Джорем опустился на колени с ним рядом.