Кэтрин Куртц - Наследие Дерини. Роман

В особенности встревожило его то, что Марек лично встречался с королем. Хотя Ран придерживался того мнения, что они с Миклосом прежде всего стремились покончить с леди Судри. Тем не менее, памятуя о прошлом Халдейнов, Хьюберт невольно задался вопросом, только ли магия Судри помешала Мареку напасть и сокрушить своего соперника Халдейна. Менее всего его встревожили слова Рана о том, что король при падении повредил себе руку.

В это самое время Мареку предстояло испытать на себе силу гнева короля Торента, аудиенции с которым он дожидался сейчас в освещенной факелами приемной с двумя своими спутниками. Ему уже пришлось вытерпеть гнев и слезы своей супруги в Толане. Козим, зная горячий нрав короля Ариона, посоветовал ему сперва послать гонца с письменным донесением, а Валентин вообще не хотел ехать, но Марек настаивал на том, чтобы лично сообщить правителю печальные вести. В Белдор они прибыли через королевский Портал, и по их траурным одеждам, видя отсутствие Миклоса, слуга тотчас догадался о происшедшем и провел их в самую строгую из приемных Ариона, где оставил томиться на целый час, не предложив ни присесть, ни выпить чего-то освежающего с дороги.

Наконец дверь распахнулась, и, взъерошенный со сна, в комнату вошел король Арион. На нем был черный шелковый халат, ноги оставались босы, а длинные волосы, еще более светлого оттенка, чем у Миклоса, рассыпались по плечам. Козим, который долгое время был вассалом Ариона, лишь завидев искаженное от ярости лицо сюзерена, рухнул на колени, ударяя лбом об пол и не смея даже приподняться. Старый Валентин поприветствовал молодого короля на военный манер и поспешил отвести взор, держась у Марека за спиной. Сам Марек, прекрасно сознавая грозящую ему опасность, все же осмелился приблизиться к королю и опустился на колени, целуя подол королевского одеяния.

- Как ты посмел показаться здесь? - прошептал Арион и, выдернув полу халата из рук Марека, отступил на шаг. Вокруг головы его тут же вспыхнул магический нимб, и глаза в свете факелов сделались почти бесцветными. - Разве я не предупреждал, что еще не настало время для решительных действий? Разве я не говорил о том, сколь безумна вся эта затея?

- Сир, это не совсем вина принца Марека, - осмелился вмешаться старый Валентин.

- Молчать! - скомандовал Арион. - Это я буду решать, где вина Марека, а где нет.

В наступившем молчании Марек осторожно осмелился поднять глаза, но по-прежнему остался на коленях, скрестив руки на груди, изображая покорную почтительность. Король был всего на пять лет старше Марека, однако производил впечатление человека гораздо более зрелого и умудренного опытом, - и обладал куда большими магическими способностями, нежели Марек когда-либо мог надеяться достичь. Миклос также был искусным адептом, но использовал свою магию слишком небрежно. Арион же обладал стальной волей и сосредоточенностью, и хотя гнев Ариона страшил Марека, тот сознавал, что у него есть лишь единственный шанс вновь завоевать прощение и даже доверие короля.

- Сир, я молю вас о милосердии, - прошептал он, устремляя взор на правителя. - Если вы сочтете, что это моя вина, то я готов подвергнуться любой каре, которая покажется вам справедлива… и даже с радостью приму смерть, если таково будет ваше решение. Я любил Миклоса, как брата, которого у меня никогда не было и теперь уже никогда не будет. Мы вдвоем разделяли одну и ту же мечту, и оба ошибались. Мы всего лишь надеялись испытать Халдейна с расчетом на будущее, единственной нашей целью было уничтожить предательницу Судри Рорау. Но и она, и Халдейн отреагировали совсем не так, как мы ожидали. Она…

- Ты что, осмелишься заявить мне, будто это Судри одолела моего брата? - воскликнул король. - Это невозможно!

- Я знаю, - дрожащим голосом отозвался Марек, - и все же магия сыграла свою роль. Она словно передавала силу или знания, или нечто еще Халдейну. В моем сознании вы прочтете истину. Я не знаю, как это произошло. Вы знаете, что я не могу лгать вам.

Глаза Ариона сверкнули, точно озерца ртути, лишая Марека остатков воли, и он навис над ним, словно ангел мщения. Не утруждая себя словами, король послал мысленную команду Козиму, который со страхом поднял голову, наблюдая за происходящим. Целитель торопливо подбежал к королю, опустился на колени позади Марека, дабы подготовить его к касанию короля, и готовый помочь при первой же необходимости.

- Предупреждаю тебя по чести, Марек, если попытаешься сопротивляться, то я могу нанести твоему мозгу непоправимые увечья, - сказал Арион, сильными пальцами обхватывая голову Марека и прижимая большие пальцы к вискам. - Я так зол, что не могу обещать быть с тобой мягким.

Марек обреченно закрыл глаза, готовый стерпеть все, что необходимо. Руки его безвольно упали по бокам, в знак полной покорности. Он мгновенно опустил защиты, почувствовав мягкое касание разума Целителя, расслабился всем телом и вошел в легкий транс, опускаясь на первый уровень пассивной готовности. Затем разум Ариона, точно ледяной кинжал, вонзился в его сознание, с хирургической точностью обнажая все воспоминания, имевшие отношение к Миклосу за последние две недели, все догадки и впечатления о Райсе-Майкле Элистере Халдейне, о Судри Истмаркской, урожденной Рорау, которая предала своих родных и стала причиной гибели Миклоса… все его самые темные воспоминания и глубинные страхи…

Арион погружался все глубже, коснувшись теперь истории с Димитрием и его таинственной гибели, и растущий дискомфорт Марека перешел в настоящую боль, но поскольку он отдал всю власть над собой Козиму, то теперь мог лишь довериться Целителю, который помог ему пересечь этот порог и перейти в бессознательное состояние, ибо Арион не прекращал своего натиска, желая убедиться, что Марек отдал ему все мысли и воспоминания, имевшие хоть какую-либо значимость.

Первое, что ощутил Марек, помимо тупого покалывания в висках, было то, что он лежит на коленях у Валентина, силясь отдышаться.

Рядом на корточках сидел Козим, одной рукой по-прежнему касаясь Марека и одновременно передавая королю воспоминания о посмертном считывании мыслей Миклоса, которое они вдвоем совершили после его гибели. Марек услышал голос Ариона, прежде чем увидел его, - приглушенное рыдание, донесшееся из ближайшей оконной ниши, где таилась темная тень, едва освещенная мерцающими отблесками факелов.

- Арион, - прошептал он, пытаясь сесть, несмотря на предупреждающий шепот Валентина.

Это усилие вызвало у него приступ острой головной боли, которая отнюдь не прошла в тот миг, когда король, обернувшись, уставился на него сверкающими от ярости глазами.

«Ничего не надо говорите, - предупредил его Козим, одновременно стараясь унять боль, терзавшую Марека. - Он сознает, что это не совсем ваша вина. Но это не смягчает боль утраты».