Anevka - Песня для тумана

Сату становится страшно. Но она не даёт себе сбиться с только-только найденного ритма.

Бум.

Кольца на шаманском поясе звенят, испуганные другими, змеиными, кольцами, что залегли вокруг ствола, вокруг сияющего золотого города, вокруг безбрежного океана, вокруг… Змей смотрит на шаманку и шипит, мощное тело, состоящее из одних мышц, судорожно сжимается, и мир качается, не в силах ему противостоять.

Но Сату больше не боится. У змея зелёные глаза. Зелёные, как весенняя трава, как сочные листья клевера на залитом солнцем лугу.

Чешуйки такие мелкие, что кажутся кожей. Гибкий угорь скользит, почти теряясь в траве, мягко ныряет в прохладную воду. Беззаботный, безопасный, кажется, счастливый, он гоняется за мелюзгой, ищет тихих мест… и вот уже извивается, бьётся в сжимающих его руках. Воздух обжигает скользкую чешую, будто огонь Свартальфахейма. Угорь изворачивается, немо открывает рот, рвётся к спасительной воде. Но ловкие пальцы держат крепко.

— Ты только взгляни, какой красавец! Король всех угрей!

Зелёные глаза. Не у рыбы. У женщины с хищной лисьей мордочкой и голодным взглядом.

— Я его хочу.

Коренастый цверг пожимает плечами.

— На ужин пожарим.

— Хочу сейчас.

Спорить можно с кем угодно, но не со своей женщиной. И Брокк разводит костёр, сноровисто разделывает угря, тихо крякнув:

— Извини, брат, так вышло.

Виона неторопливо облизывает пальцы. Переводит умиротворённый взгляд на мужа. Брокк старается скрыть беспокойство. Его хрупкая лепрекониха только что в один присест слопала огромного угря, самому ему удалось ухватить лишь пару кусочков, пока готовил.

— Спасибо, милый, — говорит Виона, и на её лисьей мордочке снова появляется голодное выражение. Но на этот раз оно другого свойства. И Брокк успокаивается, замыкает жену кольцом могучего объятия.

Бубен с глухим стуком падает из ослабевших пальцев.

Ребёнок лежит на руках у матери, смотрит вокруг серьёзными зелёными глазами. Цверг наклоняется к нему, гулит что-то на языке тёмных альвов. Мальчик смеётся — его щекочет отцовская борода. Но почти тотчас же снова становится серьёзным.

— Сур-р-ровый! — улыбается Брокк. — Мужик растёт!

Виона не отвечает, только слегка хмурится. Сама она уже утратила эту детскую способность, но знает, что сейчас видит её сын, и что не даёт ему оставаться беззаботным. Это мужу кажется, что в уютной детской маленького цверга они одни. Напористый, как удар секиры, Брокк не замечает столпившихся вокруг его сына существ. У них оленьи рога и звериные головы, у них крылья, хвосты и копыта. Тут есть прекрасные женщины и леденящие кровь чудовища, широкоплечий мужчина закинул на плечо неподъёмный на вид молот, одноглазый старик задумчиво опёрся о копьё… тени, шорохи, звуки. Маленький мальчик без страха смотрит в направленные на него красные, жёлтые, синие, чёрные, сияющие, затягивающие глаза, глаза, глаза…

— Выходи, будет прятаться! — высокий голосок явно принадлежит той, что не терпит отказов. — Поиграли и хватит.

Ульв медленно, тяжело, будто глыбы строительного камня, поднял веки. Перевёл взгляд с говорившей женщины на другую, тоже склонившуюся над ним. От сияющей красоты воздушных созданий перехватывало дыхание. Но цвергу их светлые лица казались чадящими факелами. Он всё же нашёл в себе силы разлепить губы:

— Пошли вон.

Женщины уселись на медвежью шкуру по обе стороны от безвольного тела. Белокурая девица звонко рассмеялась:

— Не больно-то ты сладкоречив, Великий Бард.

Та, что выглядела постарше, погрозила пальцем:

— Ты поклялся мне, Ульв, сын Брокка из-под Чёрной Горы. Поклялся защищать свою жену. А вместо этого выпустил на свободу королеву Мэб. Кто теперь поручится за жизнь Сигрид?

Ульв закрыл глаза, всем своим видом говоря: «Имейте совесть, дайте умереть спокойно». Белокурая красавица исчезла, а на грудь цвергу прыгнула шипящая полосатая кошка, с размаха ударила когтями по лицу. На щеке остались царапины, но кровь из них почти не сочилась.

— Убери её, Вар [7] Вар — одна из асов, в германо-скандинавской мифологии богиня истины. Выслушивает и записывает клятвы и обещания людей, а также мстит тем, кто их нарушает. , — устало произнёс Ульв. — Ей я ни в чём не клялся. И не обязан терпеть.

— Вот и ошибаешься, — весело заметила Фрейя [8] Фрейя — в германо-скандинавской мифологии богиня любви и войны, жительница Асгарда. , снова обернувшаяся человеком. Она игриво облокотилась о собеседника и теперь щекотала ему нос его же прядью волос. — Тебя любят слишком много женщин, Бард, чтобы ты мог так просто от меня отмахнуться.

Цверг вяло попытался отвернуться.

— Жуткий пантеон. Понимаю Фенрира. Христиан на вас нет, — пробормотал он, проваливаясь в болезненное забытьё.

Мальчик-служка так усердно перебирал ногами, что наступил на полу непривычного ещё балахона. Растянулся, взрыв носом землю. Иоанн по-отечески улыбнулся, но прежде, чем отрок успел подняться, снова придал лицу подобающее выражение.

— Что случилось, сын мой? Что бежишь, как на пожар?

— Отче! — ликующим голосом возвестил мальчик, — друид вернулся в пещеру!

Проповедник степенно кивнул, хотя внутри у него всё перевернулось.

Знаменитый друид, которого местные чаще называли Великий Бард, или просто Бард, так выделяя интонацией это слово, что сразу становилось понятно, о каком конкретном барде речь, не появлялся в своём жилище давно, с прошлого Бельтайна. Как и полагалось в этот день, а вернее, в эту ночь, по варварским обычаям, все огни в Уснехе были потушены, после чего друид возжёг костёр, сложенный из веток дуба и рябины, от огня, добытого трением, без огнива. Люди трижды обходили костёр, зажигали от него факелы и обносили дома.

А ещё Бард сжёг троих человек. Правда, язычники утверждали, что в Бельтайн приносят только добровольные жертвы, и калеки, уставшие влачить земное существование, вызвались сами. Это уже попахивало самоубийством и вызывало у Иоанна особое негодование.

— Бог, единый в трёх лицах, сотворил каждого из нас, и лишь ему ведом час, отмеренный нам на земле! — увещевал проповедник. Ирландцы только пожимали плечами. — Что за жестокие сердца! — сокрушался христианин. — Как не разорвались они от боли при звуках криков ваших отцов и дедов, сжигаемых заживо?

Он не понимает, объясняли язычники. Жертва была добровольной, и Кенн Круах принял её благосклонно. Теперь Золотой Бог защитит людей и скот от болезней, дарует обильный урожай, и этой зимой от голода никто не умрёт. Напротив, родятся дети. Много детей. Этой весной парни и девушки, отправляясь по парам в лес, хорошо «собирали май». Жизнью за смерть воздаёт Сокрытый Туманом. А одна беззубая старуха рассмеялась Иоанну в лицо и прошамкала, что давно уже не прочь уснуть под колыбельную Великого Барда, да он всё другим эту честь отдаёт.