Лоис Макмастер Буджолд - Разделяющий нож: Приманка. Наследие

Фаун подошла к дому у колодца незадолго до полудня. Это была уже не ферма, но еще и не гостиница; строения располагались у самого большака, по которому Фаун шла последние два дня. Двор, окруженный полукругом старых бревенчатых построек, был открыт для путников – и посередине располагался колодец. Чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, что здесь можно напиться, к одному из столбов, поддерживавших навес, кто-то приколотил вывеску с изображением колодца и ведра на цепи; ниже виднелся длинный перечень припасов, которые предлагались к продаже, с указанием цены. Каждая тщательно выписанная строчка сопровождалась маленькой картинкой и несколькими цветными кружочками, изображающими монеты, – для тех, кто не знал ни букв, ни цифр. Фаун читать умела, так же как вести счета – этому ее вместе с сотней домашних работ обучила мать. Фаун нахмурилась от непрошеного воспоминания.

«Ну да, я умная, так как же я оказалась в такой переделке?»

Фаун стиснула зубы и сунула руку в карман, где лежал кошелек. Он был не тяжел, но хлеба-то купить денег хватит. Хорошо бы хлеб оказался свежим. Вяленая баранина из мешка Фаун, которую она пыталась жевать сегодня утром, снова вызвала у нее тошноту, но нужно же было чем-то поддержать силы: ужасная усталость сделала ее шаги медленными, так она никогда не доберется до Глассфорджа. Фаун оглядела безлюдный двор и бросила взгляд на висящий на столбе железный колокол с веревкой, потом оглянулась на расстилавшиеся вокруг фермы поля. На дальнем залитом солнцем косогоре дюжина людей косила траву. Фаун неуверенно обошла дом и постучала в дверь кухни. Полосатый кот, свернувшийся на пороге, приоткрыл один глаз, но вставать не стал. Сытое спокойствие кота приободрило Фаун, да и сам дом выглядел ухоженным: выцветшая черепица крыши и дикий камень фундамента явно были недавно подновлены. Когда на ее стук вышла дородная пожилая хозяйка, сердце Фаун даже не особенно колотилось.

– Что тебе, дитя? – спросила женщина. Вертевшееся на кончике языка «Я не дитя, я просто коротышка» Фаун благоразумно оставила при себе. К тому же морщинки в уголках дружелюбных глаз хозяйки навели Фаун на мысль, что ее годы и впрямь покажутся той детскими.

– Хлеб вы продаете?

Хозяйка явно обратила внимание на то, что Фаун путешествует одна.

– Да. Входи.

Большой очаг нагрел кухню сильнее летнего солнца; на стенах с железных крюков свисали разного размера кастрюльки и горшочки. Влажный воздух был полон восхитительных запахов: ветчины с бобами, свежего хлеба, вяленых фруктов: хозяйка готовила к полудню обед для косцов. Фермерша откинула полотно, прикрывавшее ряд пышных караваев на столе: чтобы испечь весь этот хлеб, ей, несомненно, пришлось подняться до рассвета. Несмотря на тошноту, у Фаун потекли слюнки. Она выбрала каравай, в который, по словам хозяйки, был добавлен мед и тмин. Фаун выудила из кошелька монетку, завернула каравай в свой платок и вышла во двор. Хозяйка последовала за ней.

– Вода в колодце чистая, и денег за нее мы не берем. Только тебе придется самой вытянуть ведро, – сказала женщина, глядя, как Фаун грызет отломленную от каравая корочку. – Кружка вон там, на крючке. Куда ты направляешься, дитя?

– В Глассфордж.

– В одиночку? – Женщина нахмурилась. – У тебя там родственники?

– Да, – солгала Фаун.

– Тогда им должно быть стыдно. Говорят, у Глассфорджа объявились разбойники. Не следовало отправлять тебя в дорогу одну.

– Разбойники нападают к югу или к северу от города? – забеспокоилась Фаун.

– Я слышала, что к югу, но кто сказал, будто они будут сидеть на месте?

– Я дальше на юг не пойду – только до Глассфорджа. – Фаун положила хлеб на скамью рядом со своим мешком, отмотала цепь и позволила ведру падать, пока из прохладной глубины колодца не донесся всплеск; потом она принялась вертеть ручку ворота.

Новость насчет разбойников была тревожной. Впрочем, разбойники – понятная угроза. Любой дурак догадается держаться от них подальше. Когда шесть дней назад Фаун отправилась в свое печальное путешествие, она при любом удобном случае пользовалась любезностью возниц, как только оказалась достаточно далеко от дома и могла не опасаться, что ее узнают. Все было хорошо до тех пор, пока один парень не начал говорить глупости, смутившие Фаун, а потом попытался ее облапить. Фаун вырвалась и отбежала, а вознице хватило ума не бросить свой фургон и беспокойных лошадок, чтобы попытаться ее поймать. Однако в следующий раз удача могла Фаун изменить; поэтому она пряталась на обочине и выглядывала только тогда, когда видела: на попутной повозке едет женщина или целое семейство.

Съеденный кусок хлеба помог желудку Фаун успокоиться. Девушка поставила ведро с водой на скамью и взяла протянутую ей хозяйкой деревянную кружку. У воды был привкус железа, но она была чистой и холодной. Фаун почувствовала себя лучше. Она отдохнет немного в тени, и тогда, возможно, ей удастся за остаток дня пройти больше, чем накануне.

С дороги донесся стук копыт и звяканье упряжи. Впрочем, скрипа колес Фаун не услышала, а копыт явно было много. Фермерша, прищурившись, посмотрела вдаль, и ее рука потянулась к веревке колокола.

– Дитя, – сказала женщина, – видишь вон те старые яблони? Не залезть ли тебе на дерево и не посидеть ли там тихонько, пока мы не увидим, что к чему?

Фаун на ум пришли несколько возможных ответов но она ограничилась тем, что сказала:

– Да, мэм. – Она двинулась через двор, потом вернулась, схватила каравай и побежала к купе деревьев. К стволу ближайшей яблони были прибиты доски, так что получалось что-то вроде лестницы, и Фаун проворно вскарабкалась наверх и спряталась среди густой листвы и мелких зеленых яблок. Ее платье было темно-синим, а жакет – коричневым, так что здесь, как и в придорожных кустах, тени должны были ее скрыть. Фаун уселась на ветку, сунула белые руки, которые могли бы ее выдать, под мышки и встряхнула головой, так что темные кудри закрыли лицо. Фаун настороженно посматривала на дорогу сквозь густые пряди.

Толпа всадников въехала во двор, и напряжение отпустило выпрямившуюся у колодца хозяйку фермы; ее рука, сжимавшая привязанную к языку колокола веревку, разжалась. Приехавших было с полторы дюжины, кони у них оказались разной масти, но все поджарые и длинноногие. Всадники по большей части носили темную одежду, а позади седел виднелись притороченные сумки и спальные мешки. Фаун затаила дыхание, заметив, что все мужчины вооружены длинными ножами и мечами; у многих за плечами висели луки и имелись полные стрел колчаны.