Олег Бубела - Проводник

В отличие от предыдущих, данная словесная оплеуха достигла цели. Физиономия Ушастика претерпела значительные изменения, став удивительно похожей на морду обиженного мопса, а в ворохе чужих эмоций появился испуг и острое чувство вины. Вот так номер! Да, я догадывался, что Дар — жираф конкретный, но только сейчас у меня появилась возможность реально оценить длину его шеи. Ну, что сказать… внушает!

— Ник, я не знал, что так получится! Матерью клянусь, я не хотел мучить Мурку! Я был абсолютно уверен в том, что метка не причинит ей вреда. Так утверждал мой наставник, а до сих пор у меня не находилось повода сомневаться в правдивости его слов.

Эльф не врал, это было ясно, как божий день. И понятно, почему раньше Дар упрямо отрицал свою вину — он даже не догадывался, что именно довелось пережить Мурке во время процедуры. Как и я, собственно. Но если мимо меня этот момент проскочил по причине пребывания в глубокой отключке, то братишка упустил его исключительно по невнимательности. Ручаюсь, если он хоть одним глазком поглядел бы на большую кошку, то наверняка смог бы заметить, что с ней далеко не все в порядке. Однако Дара в тот момент больше интересовали обнаженные прелести Лисенка, а рыжая, соответственно, все внимание уделяла эльфу. Лолита недоделанная!

Как говорится, это было бы смешно, если бы не было так грустно. И крайнего не отыскать — все хороши. Само собой, началось все с Ушастика с его излишней самоуверенностью и убежденностью в непогрешимости инструкций Академии, но та же Вика вполне могла вспомнить о специфике толмачей и не полениться разъяснить Мурке подноготную ситуации, те же котята вполне могли сообразить, что следует сообщить хозяевам о плачевном состоянии их матери. С себя я тоже ответственности не снимаю — облажался по полной программе. Причем так и не ясно, что послужило причиной, повышенная температура или повышенное доверие к ближним.

— Ну же, не молчи, Ник! — в голосе Дара появились жалостливые нотки. — Ударь меня, если хочешь, обругай, только не молчи!

Дельная мысль. Я и без подсказок со стороны понимал, что теперь, когда эльф наконец-то осознал масштаб своего косяка, самое время его дожимать. Ткнуть носом в ошибки, заставить принести извинения, стребовать обещание не повторять подобных глупостей. Но ни сил, ни желания продолжать скандал у меня не было. Я чувствовал себя выжатым лимоном, в душе разливалась апатия, а усталое сознание настоятельно требовало оставить его в покое. Оно и понятно — столько сильных, разных, а иногда и диаметрально противоположных эмоций за такой короткий срок не каждая психика выдержит.

Не дождавшись от меня ответа, Ушастик бухнулся на колени перед мариланой. Внутри меня вяло шевельнулось удивление. Чтобы индивид, взращенный в обществе, культивирующем комплекс высшей расы, вот так легко поставил полуразумное животное на одну ступень с собой… В Проклятых землях явно сдохло что-то крупное.

— Извини, что так вышло, — произнес Ушастик, заискивающе глядя на кошку. — Нужно было заранее все тебе рассказать, но я побоялся допустить ошибку, которая могла дорого обойтись Нику. Я не желал делать тебе больно. Я просто не знал, что твоя метка ущербна, и даже не думал…

На этом извинения были грубо прерваны. Мурка, доселе с выражением явного отвращения на морде рассматривающая коленопреклоненного эльфа, подняла лапу и отвесила тому затрещину. Неслабую такую — Дара как ветром сдуло. Получив толику его ощущений, я поморщился и почесал макушку, всецело одобряя действия подруги. Вы только поглядите, каков наглец! Заварил кашу, а теперь вместо того, чтобы раскаяться и признать свою вину, оправдывается как школьник. «Не знал, не думал…» Тьфу, смотреть противно! Он бы еще глазки а-ля котенок из «Шрека» состроил и принялся канючить: «Ну я же не специально!».

Сознания, получив вторую за день плюху в тыковку, Дар не лишился, что меня не впечатлило. Я давно выяснил, что эльфы живучестью не уступают тараканам. Помотав головой, Ушастик с трудом поднялся и снова встал на колени перед мариланой. Молча, покорно опустив голову, уже не пытаясь смягчить свою участь нелепыми отговорками и всем видом выражая готовность смиренно принять любое наказание. Хм, неужели один подзатыльник вправил ему мозги? Как любил говаривать Станиславский, не верю!

К слову, остальные в воспитательный процесс не вмешивались. Котята догадались, что до смертоубийства дело в любом случае не дойдет, и ограничились наблюдением, а Лисенок с подозрительно блестевшими глазами была заблаговременно нейтрализована крепкими объятиями предусмотрительной Вики и сейчас с мольбой смотрела на марилану. Последняя, в отличие от меня, не слыхавшая о великом театрале, колебалась и лечебную процедуру, оказавшуюся столь эффективной, повторять не спешила. С полминуты кошка пыталась найти ответ на вопрос, поднятый еще Шекспиром — бить или не бить, затем приблизила морду к длинному уху эльфа и коротко рыкнула.

— Никогда больше! — прозвучал ее голос у меня в сознании.

Меня поразило то, насколько быстро подруга сменила гнев на милость, но возражать я не стал и озвучил слова Мурки для Ушастика. В эмоциях Дара, представляющих собой гремучую смесь стыда, раскаяния и какой-то обреченности, появилось облегчение и толика надежды. Подняв голову и заглянув марилане в глаза, эльф твердо сказал:

— Клянусь Матерью, подобного не повторится!

Да уж, серьезное заявление. И это я не иронизирую. Если на Земле выражение «Мамой клянусь!» равноценно аргументам типа «Вот те крест!» или «За базар отвечаю!» и по весу практически неотличимо от ноля, то здесь, учитывая особенности религии ушастиков, обещание Дара говорит о максимально твердом и искреннем намерении его выполнить.

— Ну что, попробуем поверить, понять и пр-ростить? — поинтересовался я у Мурки. — Или назначим испытательный срок?

— Твой учитель говорит правду. Он сожалеет о своих поступках, — ответила кошка и, подумав, добавила: — Я готова его простить, а ты?

Прислушавшись к себе, я не сумел найти даже отголоска былой злости на Дара. Впрочем, радости от благополучного разрешения конфликта тоже не наблюдалось, что настораживало. Вроде бы все прояснились, виновник «торжества» выявлен и успешно перевоспитан, а моя семья уже не разваливается на части, но никакого удовлетворения осознание этих фактов не вызывало. В топкой трясине усталости, заполнившей мой разум, барахтались лишь два желания — закинуть что-нибудь в желудок и завалиться спать, послав все заботы к лешему.

Тяжело вздохнув, я в который раз протянул руку Ушастику, глядевшему на меня щенячьим взглядом. Тот вцепился в нее, как в спасательный круг, и рывком поднялся с травы.