Кристина Белозерцева - Пестрая бабочка

Все так просто? Серьезно?

— Да, конечно. Что мне надо подписать? — обрадовалась я, пока он выкладывал на стойку чистый лист бумаги и ставил передо мной чернильницу со стилусом.

Когда с формальностями было покончено, Эрика мне вернули. Но, светлые боги, в каком он был виде! Он был грациозен, отважен и чертовски обаятелен. Одним словом — пьян вусмерть. Немного портили общий вид неприглядные детали. Например, рваная рубашка и фингал под глазом. Рыжий вообще едва стоял на ногах, стражники отконвоировавшие его в холл, буквально несли его, подхватив под локти. Я смотрела на него, раскрыв рот. Да как так-то?!

— Дррргааая! — воскликнул он с каким-то восторгом. — Я знал! Ты придешь за мной! Ты меня простишь! Я говорил вам? — обернулся он к правому толстому сопровождающему, и тот поморщился. — Она меня тут не оставит!

Как только его выпустили в вольное плаванье, Эрик шатнулся вправо, влево, чудом устоял на ногах и нетвердым шагом двинулся условно в мою сторону. Он невероятным зигзагом добрался да меня, обнимая за шею одной рукой и повисая на моем плече.

— Да-да, — пискнула я, — давай поговорим у себя?

— Но я хочу, чтобы все знали! — буйствовал авантюрист. — У меня — самая лучшая жена!

Он как-то развернул меня к себе, взяв за плечи.

— Дорогая, — сказал он совершенно серьезно, неотвратимо близко глядя мне в глаза, — я хочу сказать тебе. Я люблю тебя и только тебя.

И поцеловал.

Прямо на глазах у высыпавшей посмотреть на бесплатное развлечение толпы местной стражи. Да твою ж мать! Мне сейчас хотелось только одного: провалиться на месте. Как он мог так переборщить с выпивкой?! К тому же такой отвратительной! Стыдобища-то какая.

— Пойдем! — прошипела я, как только он от меня оторвался. — Не устраивай балаган!

Мы вышли, провожаемые ошарашенными взглядами и сальными ухмылочками, причем, Эрик опять тяжкой ношей висел у меня на плече. Однако, стоило завернуть за угол, как рыжий мгновенно принял вертикальное положение и принялся поправлять воротник рубашки.

— Для первого раза — вполне, — абсолютно трезвым голосом заметил он, — ты так очаровательно изображала смущение, прямо даже щеки такие розовенькие. Мне понравилось. Четыре. С плюсом.

— П-почему? — только и спросила я, ошарашенно. — Почему — четыре?

— Ты не осмотрелась. Не пересчитала охранников. Нужно больше внимания обращать на детали. Ну, ничего, ты привыкнешь.

— Ты же был пьян! — заорала я, кидаясь на него с кулаками.

— Купилась? — разулыбался авантюрист, перехватывая мои руки, разворачивая меня одни движением. — Это же комплимент! Я — хорош?

Теперь, он прижимал меня спиной к себе, удерживая запястья за спиной одной рукой, и чуть нажимая на горло — второй. Щадящий вариант захвата.

— Я тебя побью! — прошипела я, поняв, что вырываться бесполезно, если я не хочу задохнуться.

— Успокойся! Это надо было для дела! — промурлыкал он, ухмыляясь, в мое ухо, обжигая дыханием.

— Когда ты прекратишь меня дразнить?

Тихий смешок. Захват на горле немного ослаб, зато пальцы принялись слегка поглаживать шею, от чего по телу побежала толпа мурашек.

— Никогда, пока жив.

Он немного приуменьшил тогда, как я только теперь понимаю. Он не прекратит этого и после смерти. И после второй — тоже. И, видимо, после десятой. Никогда. Но как это все тогда было натурально…

— Отпусти, — попросила я, чувствуя, как слабеют колени.

С того случая, когда я залезла ему в голову, воспоминания о том, что было после навсегда поселились в моей голове и норовили вылезти, когда совсем не надо…

— Успокоилась?

Да, блин.

— Да. Это было так… Невероятно! Ты мог бы играть на сцене!

Я поправляла воротник формы бойцовских котов, а авантюрист только скривился.

— Зачем? Это скучно, — пожал он плечами.

— А синяк?

— Он как раз настоящий. Подрался с каким-то парнем на улице. Давай возвращаться, нарисуем план и будем думать.

Через полчаса мы сидели на балконе Замка, Эрик вдохновенно рисовал, а я смотрела на него, улыбаясь. Какой у него это все получается? Техномаг, следопыт, снайпер, а какой актер!

— Но ты, правда, затмил бы всех в Королевском театре.

— Я не люблю актеров. Особенно потомственных, — машинально ответил он, водя грифелем по листу.

— Почему?

— Ты знаешь термин «театральные дети»?

— Нет, кажется.

— Представь себе какую-нибудь актрису, известную. Она неблагородного происхождения, но вокруг нее начинают крутиться всякие графья, виконты, дарят цветы, драгоценности, добиваются внимания. И так получается, что у нее рождается ребенок. Конечно, никакой свадьбы. Ребенок растет за кулисами, смотрит на все интриги, зависть. Он привыкает к тому, что вся жизнь — это сцена, театральщина. А потом наблюдает, как закатывается карьера матери, а еще раньше — вереницу ее любовников. И к двадцати годам, получается полнейший психопат с извращенным восприятием мира и крайне болезненным самолюбием. У меня была пара таких подружек. Ели унес ноги, — первый лист был готов, и рыжий взялся за второй.

— Все было так ужасно?

— Ну, одна, например, наняла каких-то придурков, чтобы они разыграли нападение на нее, чтобы я ее спас и преисполнился ответственности. Причем, они прикинулись членами какой-то секты, которые, якобы, хотели принести ее в жертву.

Я вздрогнула, вспомнив, слова Десятого. Неужели я поступаю примерно также? Дефицит внимания? Хех.

— И что случилось?

— Когда я достал револьвер, они завопили и мгновенно раскололись. Представляешь, лежит такая полуголая девица, привязанная к алтарю, вся в искусственных слезах, а перед алтарем на коленях стоят три кретина в черных одеждах и рыдают уже по-настоящему, умоляя, чтобы их не убивали.

— Не убил?

— Не-а. Но чувствовал себя полным идиотом. Ладно, все готово вроде. Вот два этажа и подвал с камерами.

В это время на балконе объявился как всегда мраморный Дэвлин.

— Оу, у вас уже и план есть?

— Да, — ухмыльнулся Эрик, — и это было весело.

Маг наклонил голову к плечу, рассматривая рисунок.

— Ты опять попал в тюрьму, изображая пьяного?

— Опять?! — взвилась я.

— Да, временами это его развлекает.

— Слушайте! Ну, давайте к делу, — рыжий оперся на стол обеими руками, — у нас каменное здание, второй этаж нас не интересует, на первом — холл и восемь кабинетов. Вход в подвал в правом конце коридора, лестница, два пролета. Камер — десять. В одной сидят какие-то мрачные парни, трое. В другой — очень тихий мужик, явно очень непростой. Еще в одной — старик, видимо, наш клиент. Что в последних четырех — не видел.

— Что с охраной?

— В холле было пятеро, у лестницы в подвал — еще двое, в подвале — четверо. Вооружены только холодным. Захолустье! Я так понимаю, убивать их мы не хотим?