Катерина Снежинская - Самый лучший демон. Благословлённые Тьмой, проклятые Светом

— Я бы могла сказать, будто это потому, что частица меня живёт в каждой из них, — сообщила Тьма абсолютно нормальным голосом, без всяких сверхъестественных эффектов. — Но на самом деле это просто твой страх. Ты боишься меня, ты боишься их, вот и мерещится всякое. Уверена, что в Жизни ты тоже кого-нибудь узнала. Бабушку свою, например.

Арха неловко, опираясь на руку, встала. Ни подтверждать, ни опровергать слова говорившей ведунья не спешила. С богами вообще стоит вести себя поосторожней. Ляпнешь что-нибудь ни то и… Ну и останешься тут насовсем. А лекарке ещё обратно хотелось.

— А ты посмотри на это с другой стороны, — явно никаких ответов и не ожидая, продолжала Тьма. — Вполне может случиться так, что кто-то в моём лице найдёт твои черты. Тебе не кажется это смешным?

— Я зла никому не причиняла, — буркнула лекарка.

— Разве? — удивилась женщина, подняв голову. — Никому-никому, никогда? А эта, которую ты золоторожкой зовёшь? Или ты ей, может быть, добро принесла? Вот говоришь вам, говоришь — и всё без толку. Отлетает, как от стенки горох. Не бывает абсолютного добра или абсолютного зла. Для тебя добро, для кого-то другого горе. И наоборот. Только не начинай мне сейчас про Мать! — она вскинула руку, словно останавливая Арху. Хотя ведунья даже и начинать не собиралась. — Не хуже меня знаешь. Она — Равновесие, Справедливость. А, значит, в ней и зла, и добра равно понамешено. Из этого мы делаем вывод: она… Ну что?

Лекарка неуверенно пожала плечами.

— Ты должна была сказать, что она серость, — усмехнулась Тьма. — Ну, хорошо. Я тебя сюда не для болтовни о мироустройстве притащила. Скажи мне, дорогая. Ты дура или только прикидываешься, потому что так удобнее жить, а?

Арха переступила с ноги на ногу, облизала губы, заправила за ухо кудряшку. И опять неуверенно пожала плечами. Более умного ответа она придумать не смогла.

— Хорошо же! — кажется, девушка богиню начала всерьёз раздражать. — Наглядный пример для вас всегда доходчивее.

Снова смена декораций произошла резко — всё вокруг юлой закрутилось. Лекарка не упала только потому, что для любого действия тело нужно. Она же себя ощущала, как… Да никак она себя не ощущала. Мысль, висящая в воздухе.

И это было странно.

Но ещё более странным оказалось место — та самая избушка-землянка, в которой демоны держали арелима. Кстати, они тоже присутствовали — и демоны, и крылатая воительница. Она кричала. Именно этот вопль и слышала Арха в лесу — дикий, безнадёжный, тянущийся на одной ноте.

Впрочем, ведунья и сама заорала, если б смогла. Только при виде того, что с крылатой делает благообразный седоусый арифед. Как-то лекарке всегда казалось, выражение: «Жилы тянут» — не имеет реального аналога, просто образная фраза. На самом же деле имела. Из руки живого существа тоже вполне возможно жилы вытягивать.

И Архе-то деваться некуда было: ни глаза закрыть, ни в обморок упасть, ни даже отвернуться она не могла. Не говоря уж о том, чтобы помочь. Мир, превратившийся в Бездну для двоих — её самой и арелимы.

Дверь в землянку распахнулась резко, будто её кто-то снаружи пнул. На пороге объяснил Его Высочество Адаш, за спиной которого тёмной тенью маячил Дан. Оба мрачные, как сама мрачность. И пожалуй, злые. Очень-очень злые. Сгрудившиеся вокруг топчана демоны обернулись, втягивая головы в плечи, как черепахи или нашкодившие школяры.

— Я же приказывал её не трогать! — рявкнул наследник.

— Но, Ваше Высочество, гуманными методами от этой твари ничего не добьёшься… — проблеял, напрасно пытаясь сохранить достоинство, благообразный господин.

— Вон! — тихо и странно спокойно выдал лорд Харрат.

Но от этого спокойствия даже Архе захотелось деться куда-нибудь. Луна бы её вполне устроила. Неудивительно, что лорды-командующие проворно, гуськом, потянулись на выход.

— Надо твою медичку звать, — нахмурился Адаш, пинком закрывая за последним демоном дверь.

Дан в ответ только головой покачал. Встал рядом с топчаном на колени и снял с себя мундир. Кажется, хаш-эд собирался собственную рубашку пустить на повязки.

— Да почему?

— Она никогда не поверит, что я тут ни при чём, — невнятно ответил рогатый, надкусывая рукавный шов.

Его Высочество раздражённо цокнул, схватил ведро, переливая воду в пустую миску на столе. А больше проливая на столешницу.

— Но почему? — эхом откликнулась Арха, как только проморгалась от круговерти чёрного мрамора и колон.

Видимо, Тьма решила, что разговор у них ещё не закончен и вернула девушку из землянки не в постель, а всё в тот же тронный зал.

— Что почему? Почему он оправдаться не попытался? — в голосе Богини явно насмешки было больше, чем сочувствия. — А ты бы поверила? Да и не в этом дело. Ему, лорду Харрату, оправдываться? Может даже клясться чем-нибудь таким, жутеньким? За то, чего он не делал? Более того, пытался не допустить? Ты в своём уме, милая?

— Я же оправдывалась. И клялась…

Даже на вкус самой Архи прозвучало это обиженно.

— Ну, ты у нас вообще мастерица обещаниями разбрасываться. Ладно-ладно, не вскидывайся. Не разбрасываться. Просто клятвы давать. Так тебя устроит?

— Зачем вы это всё… — ведунья неопределённо повела рукой, — …показали?

— Вариант, что я беспокоюсь и очень переживаю за вашу любовь, не подходит?

Ведунья прикусила губу и промолчала, живо заинтересовавшись узорчатыми жилками на мраморных плитах.

— Ясно, не подходит. Хотя, ты зря в моей правдивости сомневаешься. Между прочим, я не вру. По крайней мере, без особой необходимости. Но старик прав был.

— Какой старик? — не поняла лекарка.

— Ну, тот дедан на шаверском спектакле. В смысле, на жертвоприношении. «Знаешь, в чём главная сложность что Света, что Тьмы? Скука! Бесконечная и такая же вечная, как и они сами», — последнюю фразу женщина озвучила дребезжащим стариковским и очень знакомым голосом. — Именно что скука меня одолевает, милая. Одно и развлечение — за вами наблюдать. А, поверь, романы между хаш-эдом и полукровкой случаются нечасто. Скажем, с регулярностью раз в тысячу лет. Естественно, мне интересно. И это всё так переживательно!

Тьма жеманно приложила руку к груди.

— Тот старик… Это тоже вы?! — выдохнула ведунья.

— Я, я. И старик я, и статуя тоже я. Всё я.

— И вас развлекает, что…

Договорить лекарка просто не сумела. Задохнулась, подавившись словами. А как описать Дана, распятого на алтаре? Жреца с кривым ножом, собственную беспомощность, белые от бешенства глаза Адина? И боль. Их общую на всех боль.

— Развлекает, — призналась Тьма, оказавшись близко. Так близко, что её бедра едва не прижимались к Архе — ведунья даже чувствовала тепло чужого тела. — Но не в этом дело, девочка. Наше время уходит — меня, Света. А время Матери прошло ещё раньше. Вы перестаёте в нас верить. Медленно, по капле в столетие, но перестаёте. И наступит момент, когда наше всевластие ограничится вечностью по ту сторону, после жизни. Вы останетесь одни, без помощи. И поэтому уже сейчас обязаны учиться справляться самостоятельно. Свет пытается продлить собственное существование. Я же учу независимости. И да, иногда от этого бывает больно.