Пол Кемп - Богорождённый

— Его отцом был Эревис Кейл, — сказал тот, не отрывая взгляда от мальчика. — И я искал этого ребёнка… вот уже некоторое время.

Деррег услышал эхо далёкой боли в том, как мужчина произнёс имя Кейла. Он знал это имя, конечно же. Его отец, Регг, который видел, как Кейл уничтожил бога в битве у Саккорса, часто говорил о нём.

— Эревис Кейл? Спутник Абеляра?

Тени взметнулись вокруг чужака. Его губы презрительно скривились.

— С путник ? Так его запомнили? — он покачал головой. — Вы потеряли больше половины мира из–за Волшебной Чумы. И потеряете ещё больше, если цикл пойдёт своим чередом.

— Цикл? — спросил Деррег.

— Ты Дразек Ривен! — взволнованно воскликнул Эрдан. — Во имя света, ты и вправду он!

Мужчина наклонил голову.

— Отчасти.

Деррег не понял этого загадочного комментария. Имя Ривена он тоже слышал в историях.

— Ты не можешь забрать ребёнка, Дразек Ривен. Я дал слово.

— Думаешь, ты сможешь мне помешать? — спросил Ривен.

Деррег моргнул, облизал губы, но не отступил.

— Нет. Но я попытаюсь.

Ривен придвинулся ближе, вгляделся в лицо Деррега. Его дыхание пахло табачным дымом.

— Я тебе верю. Это хорошо.

— Ты не постарел, — выпалил Эрдан, придвинувшись ближе к Ривену. От любопытства его морщинистое лицо приобрело вопросительное выражение.

— Ты не шадовар?

Ривен повернулся лицом к Эрдану и жрец побледнел, отступил.

— Моё родство с темнотой куда глубже, чем у Шадовар, жрец. И я не стану повторять совет держать рот на замке. Ты всего лишь свидетель, ничего больше.

Глаза Эрдана распахнулись ещё шире, но рот всё–таки закрылся.

— Ты знал моего отца, — сказал Деррег. — Иногда он о тебе упоминал.

— Только иногда, да? — Ривен со слабой улыбкой затянулся, в его единственном глазу мелькнул призрак воспоминаний. — Признаю, меня это не удивляет.

— Когда мы говорили о тех днях, больше всего он рассказывал о Властелине рассвета Абеляре.

— Властелине рассвета? — Ривен поднял взгляд, глядя куда–то мимо Деррега. Его брови нахмурились, пока он боролся с воспоминаниями. — Это ещё что? Священный титул какой–то?

— Конечно священный, — сказал Эрдан настолько резко, насколько осмелился. — Его гробница находится в этом аббатстве. Посмотреть на неё стекаются паломники со всего Фаэруна.

— Ты… подвергаешь сомнению его святость? — произнёс Деррег.

Ривен хмыкнул.

— Для меня он был простым смертным, а смертные святыми не бывают.

— Ты богохульствуешь!

Ривен ухмыльнулся.

— Жрец, я видел, как Властелин рассвета Абеляр вонзает свой меч в безоружного человека, который пытался сдаться. Как это сочетается с твоим мнением о нём?

— Ты лжёшь! — воскликнул Эрдан, а потом, поняв, что он сказал, отступил на шаг.

— Часто, — признал Ривен, — но не сейчас. Может быть, ты думаешь, что убийство Малькура Форрина сделало его менее святым? Ты можешь быть прав. Но оно сделало его более человечным. И это убийство — причина, по которой у вас есть Оракул.

Деррег покачал головой.

— Не понимаю. Оракул — сын Абеляра.

— Я о другом, — сказал Ривен, покачав головой. — Неважно. Иногда легенда опережает человека.

Ривен затянулся, выдохнул облачко ароматного дыма. Он посмотрел на Деррега, сощурив глаз от воспоминаний.

— Однажды я пообещал твоему отцу, что мы разделим трубку, но… помешали другие дела. Как умер Регг? Хорошо, надеюсь?

В горле у Деррега встал комок, старая скорбь расцвела новой болью. Он сильнее прижал Васена к груди. Какое–то мгновение он не хотел отвечать, но изменил своё мнение.

— Он умер стариком, во сне. Свет был в нём.

Выражение лица Ривена не поменялось, хотя, казалось, его глаз видит что–то, чего не мог увидеть Деррег.

— Рад это слышать.

Голоса и крики раздались в зале снаружи. Ривен безмятежно курил свою трубку.

— Чего ты хочешь? — спросил Деррег. — Зачем ты здесь?

Ривен вытащил массивный клинок из ножен за спиной. Деррег отступил, поднял собственный меч перед собой. Васен заплакал. Эрдан застыл, как будто прирос к полу.

— Увидеть мальчика. И отдать ему оружие отца, — Ривен перехватил меч за лезвие и протянул рукоятью к Деррегу. — Это Клинок Пряжи.

Оружие было чёрным, как беззвёздная ночь. Тени вились вдоль всей длины меча, тянулись с него вперёд, к Васену. Мальчик протянул руку к мечу, заворковал.

— Это оружие мрака, — сказал Эрдан и сделал знак восходящего солнца, три средних пальца подняты и разведены, как солнечные лучи.

— Это оно, — подтвердил Ривен.

Деррег смотрел на меч.

— Мальчику оно не понадобится.

— Не понадобится?

— Нет. У него есть я.

Ривен нахмурился, тени вокруг него затанцевали. Он опустил меч и придвинулся. Хоть и не слишком высокий, Ривен всё равно, казалось, достигает потолка.

Деррег знал, что перегнул палку. У него во рту пересохло, сердце заколотилось.

— Ты возьмешь этот меч и будешь хранить его до тех пор, пока парень не подрастёт, и тогда ты расскажешь ему, кто его отец, и отдашь оружие. Я в долгу перед Кейлом. Как и вы. Все вы. Этот долг нужно вернуть.

— Я…

— Кивни своей растреклятой упрямой башкой, сын Регга, или клянусь, я срублю её с твоей шеи.

Деррег не стал проверять, насколько искренней была угроза. Он поборол благородный импульс и кивнул. Ривен снова протянул ему меч, и Деррег взял его. Тени опутали его запястье. Ему показалось, что меч был покрыт слоем масла. Казалось, оружие скользит в его руке.

— Хорошо, — сказал Ривен, и тени вокруг него замедлили свою пляску. Он отошёл на шаг. — Пока мы здесь закончили.

Ривен развернулся, и к нему стали стекаться тени. Деррег едва видел его.

— Почему ты его не заберёшь? — выпалил Эрдан.

— Заткнись, Эрдан, — сказал Деррег.

Ривен не обернулся. Тени вились вокруг него, медленно и лениво.

— Потому что за мной идёт охота, и моё единственное укрытие — не место для ребёнка. Какое–то время здесь он будет в безопасности, и мы должны принимать те немногие мгновения мира, которые дарит нам эта жизнь.

Он смолк на миг, глядя на мальчика.

— Боюсь, их будет не так много. Я вернусь, если смогу, но сомневаюсь, что получится. Пока позаботься о нём. И готовь его.

— Готовить к чему?

— К тому, что грядёт.

— О чём ты? Что грядёт?

Ривен покачал головой.

— Я не знаю наверняка. Другие будут искать его.

— Почему?

— Из–за того, кем был его отец, и потому, что обиды умирают хуже, чем боги. И потому что Цикл Ночи пытается достичь своего завершения. Он — это ключ.

— Я… не понимаю.

— Я тоже, не до конца. Пока не понимаю. Кто–то вписывает новые слова в книгу мира, а я никогда не был хорошим читателем.

Он улыбнулся и на этот раз улыбка затронула его здоровый глаз.

— Похоже, что два и два до сих пор равно четырём, даже в этом разрушенном мире. По крайней мере, это он понял правильно.