Роберт Холдсток - Лавондисс

Вскоре она установила, что ровно три женские фигуры, никогда не снимавшие капюшоны, часто появляются на краю ее зрения и, прячась в густых зарослях, наблюдают за ней через прорези раскрашенных деревянных масок. В какой-то момент Таллис сообразила, что всякие странности происходят с ней именно тогда, когда одна из этих женщин находится рядом. Если недалеко вертелась Белая Маска, сознание Таллис наполняли отрывки историй; казалось, сама земля рассказывала ей о забытых битвах и диких охотах. Рядом с Зеленой Маской ей хотелось вырезать новых кукол и она видела на земле странные тени. Третья фигура, с разноцветной маской — белой, зеленой и красной — заставляла Таллис думать о своей собственной «Пустотнице»; эта фигура ассоциировалась с такими странными видениями, как пещера ветра и печальная песня.

Таллис не понимала, зачем кому-то «наблюдать» за ней, и пока решила не думать об этом. Но она продолжала создавать маски, копируя те, что носили «рассказчица» и «резчица». И пока она работала, к ней приходили имена...

Белую маску она назвала Габерлунги , странное имя, и она улыбнулась, произнеся его вслух. Габерлунги была памятью земли , и иногда, когда Таллис надевала грубую маску из коры — или несла ее в руках, — истории с такой силой теснились в ее сознании, что она не могла думать ни о чем другом. Третью маску, сделанную из ореха и покрашенную в зеленое, она назвала Скоген[8] , но у нее было и второе имя: тень леса . Маска была связана с местностью; когда она прикладывала ее к лицу, тени на земле, казалось, изменялись, как будто их отбрасывали более высокие холмы и более старые леса.

Через несколько лет она стала искусным резчиком; могла сделать маску из любого сорта древесины, умело обрезала кору и вырезала дыры для глаз и рта. Она сама сделала — или стянула — инструменты, при помощи которых работать было легче, и даже использовала тяжелые камни различной формы как молотки, рубила и стамески.

К первым трем маскам она добавила еще четыре. Самой простой была Жалоба ; через несколько дней после того, как она вырезала ее из коры ивы, Таллис услышала первую из нескольких песен, которые время от времени доносились с поля Пни, и почувствовала Пустотницу: та глядела на девочку из-за живой изгороди, и ее красно-белая маска резко выделялась на фоне пасмурного дня. Жалоба была печальной маской: угрюмый рот, полные слез глаза, серый цвет.

Затем ее заставили сделать еще три маски, и они оказались более интересными, более интригующими. Соколица имела второе имя: птица летит в неведомый край . Таллис не любила птиц-падальщиков, но восхищалась маленькими соколами, искавшими добычу над травянистыми обочинами деревенских дорог. И она раскрасила Соколицу так, чтобы она слегка напоминала сокола.

Следующей она сделала Серебрянк у. Ей она придала безжизненные рыбьи черты и расписала цветными кругами; и у нее было более спокойное имя, связанное с неодушевленным образом: лосось плывет по рекам в неведомый край .

Последняя называлась Кюнхавал: охотничья собака бежит лесными тропами в неведомый край . Она использовала клочки шерсти домашней собаки и отделала ими бузину.

Всего она сделала семь масок и десять кукол; придумала несколько рассказов и дала имена большинству полей, речек и рощ вокруг фермы. Она была счастлива. Она заимела тайные убежища и примирилась с призраками, трепетавшими на их границах. Ей очень хотелось вернуться в развалины Оук Лоджа, но между фермой и лесом лежало поле, по краю которого бежала речка, и они оба не желали выдавать свои тайные имена.

И все это была игра, часть взросления; она играла в высшей степени серьезно и никогда не думала о последствиях того, что делает... и чем это может для нее обернуться.

Все изменилось незадолго до двенадцатого дня рождения: случайная встреча глубоко взволновала ее.

В это удушающе жаркое июльское утро она шла по саду и внезапно почувствовала запах древесного дыма. Древесного дыма и еще чего-то. Зимы. Такой знакомый запах, невозможно ошибиться, и она побежала по узкой дорожке между сараями в тайный лагерь в саду. Какое-то время она не пользовалась им; дорожка потемнела и заросла крапивой. Ее дальний конец загораживало грязное стекло, взятое из одной из теплиц и приставленное к сараю.

Она уже собиралась проложить себе дорогу силой, когда из теплицы вышел мистер Кости. Он остановился и подозрительно понюхал ветер.

— Играем с огнем, юная мадам? — быстро спросил он.

— Нет, совсем нет, — ответила Таллис.

Он подошел к ней, его тяжелый коричневый комбинезон пах свежей землей. Кости носил его в любую погоду и в такой день должен был буквально жариться в нем. Его голые предплечья загорели до черна, их покрывали густые белые волосы. Очень узкое лицо — он носил подходящую фамилию — усеянное кровеносными сосудами, сумевшими проложить дорогу к его узкому лбу. Большие капли пота катились по грубому угловатому лицу, но глаза искрились добротой и озорством.

Таллис посмотрела на высокого мужчину. Кости повернул к ней серые глаза:

— Чую запах дыма. Чо ты тут делаешь?

Он говорил с сочным деревенским акцентом, и Таллис приходилось напрягаться, чтобы понять его. Сама она говорила «довольно правильно», то есть благодаря школьным урокам старалась не пользоваться самыми простонародными словечками.

— Ничего, — ответила она, потом тщательно повторила: — Ничо.

Кости поглядел на заросшую крапивой тропинку. Таллис почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Она не хотела, чтобы садовник узнал, куда она идет. Темный проход был ее тайным местом и принадлежал ей, несмотря на короткое мгновение дезориентации несколько секунд назад.

И она с облегчением увидела, как мистер Кости отвернулся от прохода.

— Чую дым. Ктой-то чегой-то жжет.

— Не я, — сказала Таллис.

Садовник вытащил из кармана грязную тряпку, обтер лицо и шею и прищурился на солнце.

— Жарища, чтоб я пропал. Надоть глотнуть сидра. — Он поглядел на девочку, сверху вниз. — Пошли, юная мадам, стукнем вместе.

— Мне запрещено.

Он улыбнулся.

— Со мной могешь, — мягко сказал он.

Они подошли к ряду деревянных сараев на дальнем конце сада; шаткая скамья, прислоненная к ним, приглашала посидеть в тени.

Вслед за Кости Таллис вошла в холодный сарай и прошла мимо стеллажей с гниющими яблоками. Она любила царивший здесь запах сырости и плесени, с фруктовым оттенком. Яблоки, коричневые и сморщенные, были покрыты пушистой плесенью. Где-то капала вода, наверно плохо закрыли кран. Вдоль стен валялись ржавые куски старых инструментов, по большей части закутанные в кружевную паутину. Свет пробивался в сарай через щели и дыры в старой дощатой крыше.