Роберт Холдсток - Лавондисс

Моя юная страсть там нашла свой покой.

Слова собственной песни всколыхнули печальные воспоминания, в юном сердце полыхнула страсть, на щеках появились слезы.

— Это же « Помощник Капитана », — удивился один из фермеров.

— Шшш, — сказал мистер Уильямс.

Таллис, остановившаяся от неожиданного вмешательства, продолжила петь:

В Земле Призрака Птицы ярится буран,

Но рассею я птиц, и пройдет ураган...

Она закончила песню и почувствовала, что та прозвучала плохо. Слова и мелодия изменились. Сегодня утром они были само совершенство , а сейчас они исказились, потеряли силу.

Она посмотрела на мистера Уильямса, который не сразу понял, что песня окончилась.

— Очень мило, — сказал он. — У тебя чудесный голос. Очень милый.

— Это новая песня? — беспокойно спросила Таллис. — В ней есть магия?

Мистер Уильямс неловко пошевелился:

— Это очень милая песня. С самыми странными словами, которые я слышал в своей жизни. Очень мило. Я бы хотел записать их, с твоего разрешения.

— Но это новая песня? Или нет?

— Гмм...

Она посмотрела на него, и его лицо сказало ей все.

— Старая? — печально спросила она.

— Старая, — сочувственно подтвердил он.

— Но я придумала ее сегодня утром.

Мистер Уильямс наклонился к ней. «Похоже, я произвела на него впечатление», —подумала Таллис.

— Тогда... тогда это замечательное достижение.

Она смутилась, опечалилась и слегка расстроилась:

— Я не понимаю... Я придумала эти слова. Клянусь!

Он задумчиво посмотрел на девочку.

— Такие странные слова... — прошептал он. — И такой странный ум... — Он вздохнул. — Но, увы, мелодия... ты не обидишься? Она немного напоминает другую.

— Та же самая чертова мелодия, — сказал один из фермеров, и остальные засмеялись.

Мистер Уильямс не обратил на них внимания, дав Таллис разделить с ним свое собственное презрение к ним легким намеком на улыбку.

— Она называется — по меньшей мере в оригинале — «Помощник Капитана». Я сам однажды использовал ее, в своей сюите. Хотя моя музыка не такая милая, как твоя. Слишком много скрипок. Но это действительно старая мелодия.

— Я услышала ее на Лугу Печальной Песни, — сказала Таллис. — Там не было никого, и я подумала, что могу ее использовать. Я не хотела красть ее.

Мистер Уильямс недоуменно поглядел на нее:

— Ты впервые услышала... где ты впервые услышала ее?

— На Лугу Печальной Песни. Рядом с моей фермой. На самом деле луг называется Пни. Но с тех пор, как мне исполнилось девять, я слышу оттуда пение. И я не боюсь. Дедушка сказал мне не бояться, и я не боюсь. — Она нахмурилась. — Я действительно не собиралась красть ее.

Мистер Уильямс покачал головой и нервно почесал подбородок:

— Почему нет? Для чего же они существуют? Мелодии принадлежат всем. Как и истории.

— Я не крала слова, — тихо сказала девочка.

— Я знаю. Слова, они всегда личные, даже такие странные, как твои. Твоя «юная страсть» в « земле призрака птицы» — очень счастливый молодой человек. Он ходит в ту же школу, что и ты?

Старики опять засмеялись. Таллис взглянула на них, и ей не понравилось, что они смеются над ней. Мистер Уильямс, казалось, раскаялся в своих словах, но не сказал ничего. Таллис решила простить его:

— Его зовут Скатах.

— Песня очень печальная, — заметил мистер Уильямс. — Можно мне спросить, почему?

Сначала Таллис не хотелось рассказывать о событиях лугу Камней Трактли. Но его глаза глядели очень дружелюбно, в голосе чувствовалась легкая озабоченность, и она поборола себя. Она спела о Скатахе, но еще не разделила ни с кем бремя печали, и сейчас, сражаясь со слезами, она дала словам и чувствам хлынуть наружу.

— Он ушел от меня, — сказала она. — И я не знаю насколько. Я видела его у подножия дуба. Это пустой путь . Дуб, я хочу сказать. Место видения. Ну, ты же знаешь, то место, откуда можно увидеть Иноземье. И конечно, он не принадлежит нашему миру. И он был очень тяжело ранен. Наверно он жил сотни лет назад. Его пытались заклевать вороны, но я отогнала их. Я сделала место, Землю Призрака Птицы, и они ужасно разозлились. А потом пришли ведьмы. Я не думаю, что они — те призраки в масках, которые живут в лесу. Те — мифаго . А эти ведьмы — часть видения. Они утащили его на ужасной тележке, к которой привязаны головы и руки. Я думала, что они собираются разрезать его, но, как оказалось, они его друзья. И они сожгли его тело на погребальном огне. Но, конечно, не его душу. Он ушла через собственный пустой путь и я могу позвать ее назад. Но потом... потом появилась другая женщина. Он вылетела из леса, вся намазанная глиной... и громко закричала. И обскакала вокруг пламени. Она была вся не своя, и она, наверно, его любимая... а кто тогда я? Он же не может любить сразу двух. Это было бы неправильно. Я так напряженно думала об этом, что пустой путь ускользнул прочь. И дуб опять стал деревом. Но я чувствую, что однажды должна буду спеть для него, дать ему знать о своей любви, но сейчас я еще недостаточно взрослая и не могу пойти за ним. В любом случае мой брат Гарри ушел в лес, и я обещала найти и его тоже. Но я же не могу искать их обоих, и я не знаю куда повернуть...

Она вытерла слезы, глубоко вздохнула и посмотрела на мистера Уильямса, который молча сидел с пустым, ничего не выражавшим лицом. Зато фермеры вокруг потрясенно глядели на нее.

Наконец, едва приподняв брови, мистер Уильямс выдохнул и очень тихо сказал:

— Да, это объясняет все.

Из толпы донесся хор голосов. Теневой Огонь вбежал на центральную лужайку и подбежал к дубу, где все еще горел первый факел, который держал в руке Теневой Боярышник. Два танцора подняли факелы над головами и ударили ими друг о друга. Тусклое пламя на мгновение ожило, обновление завершилось.

Наконец крики и аплодисменты закончились. Мистер Уильямс подмигнул Таллис, успевшей восстановить самообладание, хлопнул руками по коленям и сказал:

— Да, отлично. Теперь нам дьявол не страшен, по меньшей мере еще на один год.

Таллис улыбнулась, несколько стариков хихикнуло, но Джадд Поттенфер только пожал плечами.

— Береженого бог бережет, — сказал он, и Таллис заметила, что мистер Уильямс внезапно почтительно наклонил голову, обдумывая это простое утверждение.

— И лучшее еще впереди, — продолжил кислолицый мистер Поттенфер. — Сейчас будет Теневой Танец. Мы танцевали его еще до того, как назвали город.

Таллис недоуменно уставилась на него. Это не могло быть правдой.

— Но Теневой — самое старое имя города, — возразила она. — Ничто не может быть старше Теневого.

Поттенфер, не глядя на нее, сказал:

— Это самый старый танец в округе. Он старше, чем Люди Трактли. Старше всего.

— Тогда он старше самой истории, — прошептала Таллис, глядя на белую полоску только что побритой кожи, выглядывающую из-под темной фуражки фермера.