Роберт Холдсток - Лавондисс

Тиг присел на корточки перед воротами, вымазал тело землей и бурно рассмеялся. Неестественно, но издевательски. Потом снова побежал между факелами, крутя пращой и бросая камни с такой скоростью, что они исчезали в полете.

Он замер прямо напротив Таллис, стоявшей на стене. Она глядела на него через концы кольев. Мальчик медленно и демонстративно провел руку через огонь ближайшего факела, не отрывая от нее взгляда. (Он видел ее в хижине шамана! Он был так близко! А она сказала Уинн-Джонсу, что нечего бояться. Мальчик подражал ее игре с огнем. Он видел!)

Таллис напряглась, готовая наклонится, если он выстрелит в нее из пращи. Но он запел, мрачно и протяжно:

— Отец мой, где ты? Выходи! Твои мечты я съесть стремлюсь. Меня терзает страшный голод.

Он пел тонким и пронзительным голосом, едва слышным за воем леса, но потом прокричал, громко и отчетливо:

— Я хочу съесть твои сны. Выходи к сыну из леса. Выходи прямо сейчас...

Таллис быстро пошла к длинному дому, куда ушел Уинн-Джонс, в поисках спасения. Он там и сидел, забившись в уголок, завернувшись в шкуры и свой плащ с перьями, и трясясь от страха. По его лицу струился холодный пот; он расцарапал рану, которую Тиг нанес ему раньше, кровь и желтый гной стекали на воротник из перьев.

— Со мной ты будешь в безопасности, — сказала ему Таллис.

— Где мой сын? Где Скатах?

— Я найду его. А пока сохраняй тепло. Со мной ты будешь в безопасности. Я не дам Тигу подойти к тебе.

Уин-райятук растерянно улыбнулся, его здоровый глаз сверкнул.

— Бедный Тиг. Он делает только то, что должен делать. Но у меня нет снов, которые он мог бы съесть. Лес высосал из меня все. Лучше бы он ел землю — там для него больше пищи...

Выскочив наружу, Таллис позвала Скатаха и он отозвался из дома детей. Он выглядел взволнованным и смущенным. Он искал Мортен, чтобы защитить ее от жестокого сводного брата, но не мог найти.

Они вернулись на стену и стали смотреть, как Тиг опять закружил вокруг деревни, бегая между факелами; его тело походило на фарфор с красными прожилками-ранами: такое же хрупкое, почти прозрачное. Земля громко урчала. Крылья били зимний воздух.

Тиг стал шаманом. Его песня вселила ужас в души семей и в сознание старого умирающего человека, его отца. Уин-райятук уснул, охраняемый одним из тутханахов, но даже во сне продолжал дрожать. Он открывал и закрывал рот, словно сражался за каждый глоток воздуха, как умирающее животное, кровь и жизнь которого уходят через жертвенную рану.

Через какое-то время Таллис, слушавшая кричащий лес, решила, что с нее хватит. Она взяла тяжелую палку и пошла к воротам, чтобы загнать Тига обратно на холм мертвых. Но тут Скатах позвал ее и она вернулась на стену.

Из леса вылетела темная всадница. Она молча подскакала к мальчику, размахивая колючей веткой, которую держала в руке. Внезапно она закричала, и Таллис узнала Мортен. Подскакав к брату, она ударила его по голове, заставив закричать от боли. Он не мог использовать пращу и, защищаясь, поднял руки; тогда она хлестнула его сзади, по ягодицам. Он схватился за разорванную кожу, и тогда она стеганула его по животу, и очень скоро мальчик-который-шаман, вопя от злости, убежал обратно на холм, в безопасность домика мертвых и костей. Убегая, он прихватил с собой факел, и Таллис какое-то время смотрела, как пламя мечется в темноте и исчезает за деревьями.

Мортен ударила пятками дикую лошадь и подскакала к земляной стене. Она вычернила себе лицо, руки и маленькую грудь. Но волосы по-прежнему были выкрашены белой глиной. С ее плеч и талии свисали обрывки ее старой туники. Таллис спросила себя, не искалечила ли себя девочка, по-своему. Лошадью Мортен управляла при помощью лианы и животное слушалось ее; заржав, оно гордо пошло к воротам.

Не обращая внимания на черные крылья, мелькавшие у ее головы, Мортен въехала в поселение. Жестокие глаза глядели из-за черной боевой раскраски. Она дважды объехала вокруг Таллис, глядя на нее сверху вниз тяжелым пренебрежительным взглядом. Потом подъехала к Скатаху, который стоял со сложенными на груди руками и, прищурившись, рассматривал сестру. И даже не вздрогнул, когда она, наклонившись с лошади, схватила его длинные волосы и мотнула его голову из стороны в стону. На самом деле он слегка улыбнулся.

— Мой брат из леса, — громко сказала она.

— Моя сестра, — спокойно ответил он, все еще разрешая грубо дергать себя за волосы.

— Жди меня! — злым голосом сказала Мортен. — Будешь ли ты ждать меня?

Вот теперь Скатах нахмурился.

— Куда ты собираешься?

— Стать старше ! — крикнула девочка. — Догнать тебя! — Внезапно ее лошадь взбрыкнула, пытаясь отступить назад, но Мортен ногами послала ее вперед, вывернула голову брата так, чтобы заставить его посмотреть ей в глаза. Но он по-прежнему стоял с руками, скрещенными на груди. — Будешь ли ты ждать меня? — опять крикнула она, скорее утверждение, чем вопрос.

Скатах ничего не сказал, но, протянув руку, освободил голову от ее хватки.

— Не думаю, что смогу, — наконец ответил он. — Но мы еще встретимся, я уверен.

Мортен заколебалась, потом ударила сжатым кулаком в плечо брата. В ответ он шлепнул ее по бедру и улыбнулся, но она отвернула лошадь от него, с диким последним криком вынеслась из деревни, поскакала к реке и исчезла в темноте за деревьями.

Птицы полетели за ней.

Немного позже обеспокоенный лес затих, ночные звуки замерли вдали и воздух, так долго наполненный крыльями, очистился. Уинн-Джонс ел бульон. После короткого сна, наполненного кошмарами, он чувствовал себя опустошенным и больным. Его руки тряслись, когда он держал ложку из рога оленя. Скатах сидел рядом с ним, наполовину погрузившись в собственные мысли.

Старика очень огорчила новость об отъезде Мортен. Она отправилась на поиски места, где сможет быстро стать старше. Скатах, как поняла Таллис, отверг ее любовь, но Мортен неодолимо тянуло к нему.

Она хотела остаться с братом, но он называл ее ребенком, а Таллис — любимой женщиной, и юное сердце не могло смириться с обоими определениями. Она вычернила свое тело — символ черноты мыслей.

— Как же она пересечет болото? — спросила Таллис.

Уин-райятук посмотрел на нее, потом вздернул голову и уставился на горящий очаг.

— В Мортен есть что-то от птицы, — сказал он. — Возможно, она перелетит... кто знает? Болото можно пересечь многими путями.

Снаружи раздались крики. Сильная рука откинула шкуры на двери и в полутьму, освещенную огнем очага, беспокойно поглядело лицо Первого-борова-лета.

— Огонь. На холме, — сказал он.

Таллис помогла Уину встать на ноги и выйти наружу.

Огонь рвался в небо с холма мертвых; десять потоков пламени лизали облака.