Терри Пратчетт - Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда

Сегодня все биологи согласны, что анатомия организмов не возникла по частям, мутация за мутацией, а появилась в процессе рекомбинации. Вместо последовательного мутирования в новые генетические формы мы имеем рекомбинацию множества древних мутаций, которые отбираются из коллекции совместимых элементов в каждом поколении, а не сваливаются в одну кучу, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Кажется вполне правдоподобным, что только один вектор развития способен привести к личинке, которая может вырасти в жизнеспособный взрослый организм на фоне огромного количества тех, которые не могут. Естественно ожидать, что удачные строения тел будут выбраны без каких-либо переходных вариантов. «Недостающее звено» не обязательно имелось и не обязательно было отдельным звеном, потому что дискретному процессу не требуется преемственность вариаций.

Мы можем понять, как это получается сегодня, наблюдая за так называемыми r-стратегами [50] В эволюционной биологии – тип репродуктивного размножения, при котором одновременно рождается много детенышей. R-стратегия предполагает расходование малого количества энергии или усилий на выращивание потомства и обычно сопровождается относительно короткими периодами между рождением одного выводка и следующего. Подобной стратегией пользуется большинство насекомых, а также и другие виды, такие как морские черепахи, рыбы и т. п. R-стратегия обычно противопоставляется К-стратегии, то есть типу репродуктивного поведения, при котором животные, имеющие скудное потомство, вкладывают много энергии и ресурсов в воспитание каждого отпрыска. Характерным примером такого поведения является кенгуру, отсюда и термин. (Прим. пер.) , вроде камбалы или устриц, большая часть потомства которых не получает шанса развиться во взрослую особь. Но есть нечто, чего мы не сможем понять, и именно здесь коренится различие во взглядах Морриса и Гулда: находятся ли эти потенциальные строения тел в некоем платоновском пространстве идей, ожидая, когда их найдут, или каждый организм по мере свого развития изобретает собственную, непредсказуемую анатомию? Христианин Моррис верил в первичность замысла – откровение трансцендентальных аттракторов в божественном проектном поле потенциальных организмов. Но мы полагаем, что существует огромное количество путей, ведущих к успеху, и неисчислимое количество эффективных строений тел, поэтому эволюция, тычущаяся как слепой щенок, непременно их обнаружит, даже если их неизмеримо меньше, чем заведомо неудачных вариантов.

В частности, мы полагаем, что теория разумного замысла чересчур много внимания уделяет эволюции конкретных структур, представленных в современных организмах, таких как точная молекулярная структура гемоглобина или жгутики бактерий. Если смотреть в ретроспективе, подобные вещи действительно могут показаться невероятными: захоти природа заново создать их, у неё наверняка ничего не получится. Но эволюция отбирает те или иные структуры, только когда случайно наталкивается на них. Имеет значение лишь то, насколько высока вероятность обнаружить ряд сходных структур, а не одну конкретную. Если подходящих вариантов много, процесс, автоматически направленный на любое улучшение, имеет хороший шанс отыскать один из них.

Подумайте, насколько невероятны вы сами. Если бы два генома не подошли друг другу, если бы не встретились именно эти яйцеклетка и сперматозоид, если бы во время войны бомба упала аккурат на вашего дедушку, а не в ста метрах, если бы Наполеон выиграл битву при Ватерлоо, если бы Война за независимость в США завершилась бы по-другому, если бы молодая планета Земля не обрела океаны, если бы рябь от Большого взрыва пошла как-то иначе… то уж извините, вас бы просто не было.

Вероятность вашего появления на свет, вообще говоря, стремится к нулю.

На самом деле вы можете не беспокоиться: вероятность вашего рождения гарантирована на сто процентов. Ведь вы здесь.

Процессы, от которых зависело ваше появление, вполне устойчивы, и начнись всё сначала, на каждом этапе происходило бы нечто подобное тому, что уже произошло, пусть и с незначительными отличиями. Результаты сложных процессов никогда в точности не повторяются. Однако если повторный результат похож, то его последствия практически неизбежны, а вовсе не маловероятны. Хотя, повторяем, мелкие детали могут отличаться. Лотерея жизни, увиденная глазами победителей, выглядит не так, как с точки зрения случайных участников забега, которым ещё неизвестен её итог.

Предположение, что эволюция технологии может поведать нам об эволюции органической, и наоборот, выглядит заманчиво, хотя замысел воплощается в них по-разному. Тем не менее наше понимание обоих процессов очень схоже, особенно учитывая перемены, произошедшие в нём за последние годы. Воплощение замысла в жизнь – наиболее драматический момент обеих систем. Пусть его природа различна, нас это больше не удивляет. Мы с вами уже поняли, что Вселенную не ждёт тепловая смерть в результате роста энтропии. «Тепловая смерть» – это традиционный, но неточный термин, означающий, что Вселенная закончит свои дни как аморфный, чуть тёплый суп. На самом деле Вселенная постоянно импровизирует, и результат этих импровизаций принимает форму замысла. По крайней мере, возникновение новых замыслов как в технической, так и в органической системах можно считать сопоставимым. Главное, не натягивать сову на глобус.

В развитие культур также можно увидеть признаки эволюции. Культурная эволюция во многих отношениях стоит между биологической и технологической. Действительно, развитые человеческие общества стремятся к разнообразию своих членов. Во всех обществах имеется большое количество всевозможных ролей: от определяемых полом и возрастом (мать, ученик и т. д.) до тех, которые выбираются индивидуально (воин, бухгалтер, вор и прочие). Среди социологов мнения также наблюдается расхождение во мнениях, аналогичное расхождениям между Моррисом и Гулдом. Одни полагают, что роли в каком-то смысле трансцендентны и универсальны, и поэтому ищут «протобухгалтеров» в примитивных обществах охотников и собирателей. К примеру, теория архетипов Карла Густава Юнга выделяет «маску», «тень» и «самость». С его точки зрения, это древнейшие универсальные образы, которые происходят из коллективного бессознательного, определяющего наше толкование мира. Тогда как их оппоненты считают, что отдельные роли, пусть даже называющиеся и выглядящие похоже, имеют в различных культурах различное наполнение: у японского рабочего-автостроителя иной взгляд на мир и иная социальная ниша, нежели у его английского коллеги.