Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ)

— Мы не вернемся. Я не желаю тебе зла. Я не обижу тебя. Иди за мной дорогой теней и ночи, — Мидир, вновь не думая о правилах, вплетает магию в слова. — Ты не узнаешь и не вспомнишь. Ты не помнишь уже сейчас!

Заклинания рвутся к женщине, вьются вокруг нее — и падают наземь.

Лишь первичные материи способны разрушить истинную любовь.

— Я боюсь не за себя! — вскидывает Этайн подбородок. — Я ужасаюсь, сколько горя причиню моим близким!

— Да при чем тут твои близкие?

— Мидир, я люблю мужа! Я люблю моих родных! И мне не нужен никто: ни ты, ни твой мир, ни все твои сокровища! Мидир, я знаю тебя, я верю — ты сможешь! Молю тебя, отпусти меня…

— Не-сущие-свет… Я верну ее. Слышите меня?

— Мы слышим, но не разумеем. Это возможно. Глупо, но возможно. Тебе ее подарили, а ты отказываешься?.. Ты поцеловал ее?

— Да.

— Твоя королева надела корону?

— Да, да!

— Мы не умеем лгать. Она совершенна. Она создана для тебя. Впрочем, верни, если слаб и не уверен в себе, старый бог. Все равно у тебя лишь неделя… Но если хочешь познать настоящую любовь — покажи ее небу и звездам.

Мидир молчал, глядя в глаза Этайн.

— Твой выбор, Мидир?

— Мы выходим на свет.

— Хорошо, Этайн, — склоняет голову Мидир. — Нам пора.

— Домой? — с отчаянной надеждой говорит она.

— Домой, моя королева, — со всей возможной честностью отвечает волчий король. Подхватывает ее руку и открывает портал.

Шаг, другой, третий… Они выходят на широкий балкон, и лунный свет падает на две черные короны.

*

Все магические превращения сопровождаются потерей сознания, и Мидир еле успел подхватить Этайн, когда ее корона беспамятства отразила свет луны, звезд и небесную синеву.

До своих покоев он донес женщину безо всякой магии.

Как бы он ни торопился, стоило дождаться двенадцатого удара переставленных часов. Слово следует держать, пусть его истинность и была лишь видимостью.

Он поменял зрение на магическое, дождавшись боя часов. От короны на голове Этайн поднимались нити, переплетались, множились, образуя пышное призрачное дерево.

Чистая любовь Этайн оказалась еще прекраснее, чем думал Мидир.

— Мой король, позвольте… — показался Джаред в дверях.

— Не позволю! Ты мешаешь мне!

Мидир выдернул очередную золотую нить, вплел вместо нее черную. Этайн поморщилась, подняла руку, потерев висок, и уронила бессильно.

— А ей больно! — рявкнул Мидир.

Махнул рукой, и черные стрелы сорвались с его пальцев. Джаред принял удар открытой ладонью. Стрелы отскочили от нее и вонзились в потолок. Задрожали там, словно все еще несли опасность.

— Хорошо, что тебе жаль ее хоть немного, — Джаред уходить не собирался. — А ведь вплетать себя вместо Эохайда в ее воспоминания опасно и для вас, мой…

Волчий король дунул в сторону Джареда, и в него полетели острые льдинки.

Тот провел рукой, обрисовав перед собой полукруг, и они воткнулись в стены не хуже ножей.

Мидир, осторожно зацепив ногтями, вытащил еще одну нить, развязал узелок на конце. Положил на ладонь, и пестрая нитка испарилась. Выдернул волос с головы, привязал к основе. Не глядя на Джареда, пробормотал:

— Он не сильно-то радовал ее на ложе любви. И чему я его учил? А вот это… — фиолетовая нить была намотана на палец и безжалостно выдернута. — Просто лишнее.

— Нас извиняет только Лугнасад, мой король.

Мидир оскалился, тряхнул пальцами, и с них слетела огненная волна. Встретив взгляд Советника, отразилась, ударила в стены, зажгла обивку коридора.

— Этой ткани более тысячи лет. Было… — Джаред шумно вздохнул. — Вы говорили с ней весь этот день, мой король. Вплетите эти воспоминания в год ее жизни с мужем. Так будет менее болезненно для Этайн. Любовь же на основе дружбы прекрасна.

— Что-то еще, советник?

— Мидир, опомнись! Ты держишь меня потому, что я говорю тебе правду! Большей ошибки…

— Мне правда не нужна. Мне нужна любовь Этайн, и я ее получу! Вон!

Когда лучи восходящего солнца осветили спальню, дерево пропало. Мозг Этайн сам заполнил лакуны, довершая перестройку воспоминаний — и новой любви.

Она лежала в низком плетеное кресле, обычном в домах галатов.

Мидир провел по ее щеке тыльной стороной ладони, и Этайн вздохнула прерывисто, затрепетала ресницами. Не открывая глаз, поднесла ладонь к своей шее, где вместо теплого меда янтаря Эохайда блестела острым серебром змейка волчьего короля. Опустила руку и потерла подушечки пальцев, словно не доверяя ощущениям.

Привычного жеста Мидир страшился больше всего — память тела иногда сильнее памяти сердца.

— Миди-и-ир… — еле разборчиво протянула Этайн на грани пробуждения.

Четыре пары глаз следили за каждым ее движением, четыре волка: Алан, Джаред, Мэллин и Мидир ожидали чего угодно. Через потревоженный разум Этайн в Туата-де-Данаан мог прорваться сам мир теней, уничтожая все живое.

Этайн приоткрыла веки, моргнула несколько раз и, подчиняясь движению, темно-зеленая пленка морока сползла с глазных яблок.

Не сказала, обозначила одними губами, глядя на Мидира: «Мое сердце». Мэллин хмыкнул, Алан вздохнул, Джаред отпустил рукоять кинжала.

Этайн оглядела всех в изумлении, склонила голову в ответ на поклоны, сказала уже громче: «Приветствую вас, Алан, Мэллин и…», потерла висок. Хотела подняться, но Мидир удержал ее за плечо.

— И Джаред, — поспешил договорить советник. — Мы виделись вчера, моя королева. Однако не были представлены друг другу.

Этайн одернула юбку, подтянула под себя ноги и опять прижалась плечами к креслу.

— Она не как все! Она помнит не только Мидира, — поразился Мэллин, а Джаред тут же шикнул:

— Тихо! Она помнит всё.

— Я… упала вчера, потеряв равновесие. Но не глаза! — спокойно ответила Этайн.

Подняла взгляд на Мидира и просияла, словно он стал для нее средоточием мира…

Волчий король услышал знакомый мыслеслов, несколько удивился, но дал разрешение Вогану на вход в опочивальню. Главный повар в детстве казался ему похожим на тролля, который знает все и появляется, когда не ждешь. И сейчас наверняка поджидал за дверью.

— Моя королева, — влетел он в спальню. — Я Воган, поварю для этих хищников. Наш король, как мне кажется, — оставил он поднос справа от женщины и укоризненно глянул на Мидира, — не удосужился предложить вам поесть.

Этайн улыбнулась Вогану, как доброму знакомому, не испугавшись ни его мощи — раза в два шире прочих волков — ни любимых ножей, расположившихся на поясе и на бедрах.

Мидира кольнуло незнакомое и неприятное чувство, которому пока не нашел названия. Ни поесть, ни выпить — не предложил, слишком наслаждался каждым мигом общения, каждым взглядом, каждым поворотом головы Этайн, забыв о хрупкости людской жизни. Хорошо, Воган догадался. А Этайн не выказала голода ни тогда, ни сейчас, что внезапно разозлило Мидира. Словно его поставили в неловкое положение против воли.