Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ)

Этайн поторопилась уйти, когда волки перешли с разговоров на рычание. А рычание распознавать она пока не умела.

Спустилась по стене дворца в ожидании, пока Мидир успокоится, раз иного занятия, кроме заботы о нем, муж ей не выделил. Тем самым выполняя его просьбу, вернее, приказ: «Пр-р-ройтись по саду!»

Этайн улыбнулась, а Мидир помянул всех фоморов. Желая выпроводить ее поскорее, он вроде бы именно говорил невозможно мягко!

Женщина засмотрелась на вид, открывающийся с высоты мощных укреплений. Не позабыла, но отодвинула переживания о супруге. Мир Нижнего был прекрасен, сами ши завораживали каждый по-своему, хотя оторванной и чужой Этайн себя тут не чувствовала, даже когда Мэллин обращался к ней «человечка».

Черный замок казался Мидиру более уютным и гостеприимным, чем обычно.

Спустившись вниз, она прогулялась по саду, любуясь розами вперемежку со стлаником. Глянула с горки на солнце, что коснулось зубчатого от елей горизонта, и решила: пора возвращаться…

Дверь в покои младшего брата Мидира была распахнута, голоса больше не раздавались. Этайн прошла бы совсем мимо, Мидир явно уже скрылся, но что-то остановило ее.

В смутном беспокойстве она заглянула внутрь.

Мэллин стоял над столом, опустив плечи. Одно было ниже другого, и это казалось неправильным — он как будто согнулся над мелкой работой. Но спина-то была ровной!

— Пришла посмеяться, человечка? — лицом он к ней не поворачивался, а плечо с резким хрустом поднялось обратно. Ши схватился здоровой, как теперь поняла Этайн, не сломанной рукой за стол, чтобы удержаться. — Ну так смейся!

— Что? Зачем? — она несмело подошла чуть ближе.

— Муж и жена часто рассуждают одинаково, а Мидир посмеялся, — Мэллин обернулся и насмешливо глянул на женщину. — Ты вряд ли способна спорить с собственным сердцем, человечка!

Понимание вдруг пришло к Этайн, а вслед за ней и к Мидиру: отчего он так редко и так сжато общается со своим братом! Мэллин имеет талант не только петь и играть, но и выводить собеседника из себя.

Однако спустя мгновение возмущение Этайн сменилось сочувствием, рука, которую скрывала фигура Мэллина, продолжала выворачиваться, вставая на место. Да и скалящийся волк был бледен.

Какие они отчаянные, эти волки. И кажется, вся порода!

— А ты попробуй поговорить со мной, не с Мидиром, — мягко выговорила женщина. — Когда сердце глухо, можно пообщаться с разумом.

— Это ты-то разум, человечка?

— Послушай меня, принц Мэллин, даже если я кажусь тебе бабочкой-однодневкой! — рассердилась Этайн. — У бабочки тоже есть желания! И у меня с вечно юным принцем дома Волка может быть что-то общее!

— Ничего! — ответил Мэллин и тряхнул головой, будто пытаясь избавиться от звона в ушах, а она заторопилась:

— Да-да! Ты любишь Мидира, я люблю Мидира! По меньшей мере, это гармония! Ты хотел поговорить о свободе?

— Пойманная птичка рассуждает о свободе?! Я бы рассмеялся, если бы мог.

— Ты плохо меня знаешь, брат моего мужа.

Пальцы Мэллина хрустнули. Этайн вздрогнула, волк побледнел больше. Целой у него осталась, наверное, только гордость.

— Попробуй поговорить со мной о том, что тревожит тебя до хруста пальцев.

Мэллин рассмеялся неожиданно весело, пусть и придерживая сломанную руку.

— Ты и вправду королева-человечка. Брату повезло с тобой! Или не повезло. С Мидиром трудно судить о везении! А теперь уйди, оставь меня.

Кроме гордости, поняла Этайн, в нем жила любовь. Мэллин искренне любил своего брата. И за это она тем более готова была выслушать принца, когда он захочет говорить с ней…

Мидир отнял губы от виска Этайн. За мыслью о том, что его королева слишком добра и видит любовь даже там, где ее быть не может, пришла другая. Что она не так уж неправа.

Два раза пробили башенные часы, и розовый вереск в вычурном черном горшке опять рассыпался пеплом…

Мидир ушел до восхода, успев сделать два дела: оповестил Этайн запиской, что присоединится к ней после полудня и будет рад (едва не порвав бумагу), если она прогуляется в его отсутствие — но в пределах замка.

И напитал вереск магией до самых кончиков каждого листа. Однако тот поразительным образом выглядел не слишком бодрым. Волчий король задумал было поменять в растении стержень жизни, заставить его прижиться в Нижнем мире силой, но пора было торопиться, а не пыхать магией во все стороны, подобно мелкому злобному дракону…

Четыре дня его отсутствия привели к тому, что теперь куча подданных жаждала пообщаться со своим королем. Нужно было дойди до тронного зала и по другой причине: не хотелось, чтобы Этайн видела его в не самом лучшем расположении духа. И самое обидное, Мидир прятал от себя нечто, очень похожее на стыд…

Волчий король принял большую часть ожидающих: благословил пару браков, успокоил вечно недовольных гномов, рассудил несколько споров, затем выпроводил остальных ши, подарив королевское благословение и пожелание воздать хвалу Лугнасаду — празднику свободы и любви.

Вот именно! Свободы и телесной любви! А он занимается непонятно чем и переживает непонятно из-за чего! Из-за того, что смертная плохо о нем подумает!

У него в башне лежит очень интересная заготовка заклинания, недописанная баллада и недоделанный нож. Можно было и оторваться на миг от чересчур кружащего голову вереска.

Кстати, подумалось волчьему королю, а изумруды из последнего дара гномов очень подошли бы к глазам Этайн. А вот к раскосым глазам Мэллина — разве светло-серое заклятие недвижимости!

И Мидир вместо работы мерил шагами пол, тщетно стараясь успокоиться: брат будто нарочно выводил из себя вернее, чем неблагой грифон.

— Джаред, все это можно было сделать без меня! — взорвался волчий король, обращаясь к племяннику и стараясь перевести мысли на совершенно иной предмет.

— Ваши подданные хотят справедливости и благословения именно от вас, мой король. Все, что можно, я решил без вашего участия. Особенно осознавая вашу теперешнюю занятость.

— Джаред! Если ты про Этайн!..

— Я про Этайн. Давно ли вы видели свою вересковую жену, мой король? — в мысленной речи Джареда, привычно прохладной, как сумерки Светлых земель, мелькнула обеспокоенность.

— Я оставил ее в спальне утром. С разрешением делать в замке все, что ей заблагорассудится.

— А Мэллина? — голос Джареда стал настолько бесстрастным, что связь двух фактов рисовалась непрерывной. — Лучше бы он шалил по-мелкому. Его полное отсутствие тревожит меня куда больше. Словно он и не покидал своих покоев.

— Мэллин не может колдовать. Он даже не может пользоваться левой рукой, он бы не стал!..

— Мой король, я проверю.

Вчерашнее раздражение требовало выхода, чувство стыда с облегчением обращалось в ярость: винить себя Мидиру наверняка было не за что.