Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ)

Мидир как-то произнес, что так ограждать собственных детей недальновидно. Отец, после стандартного наказания за дерзость слов, бросил: принц слишком молод, чтобы король прислушивался к его советам. И Мидир пообещал себе, что для него возраст никогда не будет препятствием к общению. Вот он бы своего сына даже в пятнадцать лет послушал!

Но брат набегался и теперь широко зевал, потирая глаза. А так как в их крыле ши было мало, то можно и подхватить Мэллина на руки.

Брат обрадовался этому нехитрому действию так, словно Мидир одарил его самым сладким куском пирога.

— Вот ты вот, Мидил, настоящий волк! На тебя все смотлят, тебя все боятся, ты даже с папой сполить можешь, — уткнулся носом в шею и проговорил стесненно, едва слышно. — А я пока ласту…

— Вот именно, Мэллин, ты пока растешь, но расти тоже надо в правильном направлении.

Вес брата ничуть не оттягивал руки, а обнимать его Мидир втайне любил. Мэллина, тосковавшего по матери, объятия всегда успокаивали.

Комнаты всех трех братьев раньше находились рядом, но теперь, когда Мэрвину приходилось чаще бывать в центральной части замка, он перебрался в покои поблизости от королевских, принимал обязанности старшего принца, учился у отца, сопровождал его повсюду…

Мидир скучал по брату, Мэллин был слишком мал, чтобы помнить старшего. Он не помнил даже мать, которой лишились, когда Мэллину не было и трех лет. Воспоминание об уходе Синни причиняло Мидиру боль до сих пор, хотя он никому бы в этом не признался, а Мэллина часто мучали кошмары.

Мидир любил маму и не считал её человеческое происхождение пороком. Джаретта пытались убедить в обратном, настаивая, что магический дар его сыновей будет несоответствующим тяжелой королевской длани. Отец смеялся и советовал подождать, пока его волчата подрастут, и лишь после этого мериться с ними силами. Но Мидир-то видел, что сомнения нет-нет да и мелькали во взгляде черных глаз их короля. Особенно направленном на Мэллина. Младший был самым мягкосердечным из них. Мидир не знал, какими должны быть пятилетние королевские волки, и не помнил себя в этом возрасте, но в братишке не чувствовалось и намека на величественную строгость отца или холодное совершенство Мэрвина. Мэллин лучился мягкими чувствами, плакал, когда хотел, смеялся по велению сердца, а не требованию этикета. И боялся иногда отойти от Мидира слишком далеко.

Братишку было с одной стороны жаль, а с другой — хотелось научить его быть настоящим волком.

И сегодняшний вечер, как понял Мидир, зайдя в комнаты брата, для этого прекрасно подходил: за окном сверкали молнии, ливень хлестал в окно, взбрыкивал своенравно гром. Усаженный на кровать Мэллин, которому Мидир велел переодеваться ко сну, не торопился. Брат даже не шевелился, следил только круглыми от ужаса глазами, как старший подкармливает пламя в камине, задергивает шторы, зажигает свечу.

— Мидил! Мидил! А можно я сегодня посплю у тебя? — спрятал нос в порядком затасканном Фелли, поглядел поверх игрушки. — Мне стлашно!

— Ты волк, Мэллин, — строго начавший Мидир смягчился, поглядев на брата, — пусть даже волчонок. А волки не боятся, — и принялся переодевать его сам.

Заставить бы одеться самому, но ждать не хотелось, а Мэллина страх словно сковал.

— Но! Но! Но как же? Я же волк! — Мэллин задирал голову, доискиваясь взгляда Мидира, пока тот продевал его руку в рукав ночной рубашки. Выкрутил вихрастую голову через воротник поскорее, чтобы продолжить беседу. — Я же волк! Но я боюсь! Значит, волки тоже боятся! Или я особенный волк?

Мидир фыркнул и закатил глаза. Он был уже слишком взрослым для этой чепухи и ерунды…

Сверкнула молния, загрохотал вослед гром, и Мэллин прижался к его рукам.

— Ты не особенный. Все волки чувствуют страх, конечно, мы ведь живые, — Мидир пригладил черные вихры. — Но мы волки не только по рождению, мы волки благодаря нашим душам: мы не отдаем своих, не бежим от схватки и не позволяем страху овладеть нашими сердцами. Мэллин, боятся все, но не показывают.

— Плямо все? — серые глаза недоверчиво прищурились. — И даже Мэлвин? И даже папа? — на пару утвердительных кивков братишка выдал самое скептическое. — И даже ты?!

— Все — это значит все, Мэллин. Я тоже время от времени боюсь, — Мидир усмехнулся, глядя на вытянувшееся в удивлении лицо брата. — Но я никому не показываю страх, не позволяю ему взять над собой верх, он не получает добычи и уходит.

— Тогда стлах тоже волк? — Мэллин задумчиво пригляделся к Фелли, будто представляя, что так выглядит страх.

— Ну почти, — Мидир непреклонно уложил братишку в постель, укутал со всех сторон, подоткнул одеяло, похлопал по руке. — И вот теперь докажи этому волку, что ты уже большой волчонок! И тебя за один укус не раскусишь! Не бойся, спи.

Мэллин побледнел, глаза расширились и показались темными в полумраке спальни.

— Мидил, а может, ты не будешь уходить еще недолго? Я бы не боялся и уснул!

— Ну нет, так со страхом сражаться не получится, — Мидир смирил свое собственное заволновавшееся за брата сердце. — Но ты же знаешь, я за стеной, в своих покоях, рядом, как и весь наш дом. Тебе нечего бояться в Черном замке! Спи.

Поцеловал братишку в лоб, устроил поудобнее Фелли, задул свечу, подкинул дров в камин и вышел. Когда Мидир обернулся в дверях, ему показалось, что Мэллин спрятался под одеяло с головой, уткнувшись лицом в подушку.

Мидир прикрыл дверь аккуратно, дошел до своих покоев, подкинул дров в камин. И обеспокоенно прислушался чутким волчьим слухом, но со стороны покоев брата не долетало ни звука. Мидир прекрасно слышал брата всегда — вот только не сейчас.

Мидир нахмурился: брату он приходить к себе запретил, так что Мэллин останется в комнате и будет спокойно спать всю ночь. Нет смысла переживать. Ведь именно из-за Мэллина он не узнал, кто напал на Волка.

Спасительное раздражение все равно не перекрыло беспокойства — в спальне Мэллина было очень тихо. Мидир снова отогнал лишние мысли, заполз под одеяло, уткнулся в подушку и мгновенно уснул.

Проснулся он посреди ночи. Камин прогорел сильнее, но разбудило его не это — сквозь отдушину вслед за новым раскатом грома подошедшей ближе грозы послышался всхлип. Мидир выругался про себя, затаил дыхание, но больше ничего не услышал.

Чувствуя себя очень глупо, он поднялся, накинул на тонкую спальную рубашку халат, заправил свою постель и пошел к брату. Камин и в этой комнате грел не так ощутимо, но больше Мидира тревожила скрутившаяся под одеялом небольшая фигурка. Хотя дров, конечно, по пути он все равно подкинул. Слишком бесшумно подошел к брату — и понял это, присев на кровать.

Мэллин подскочил и уставился огромными темными глазами, отчаянно прижимая к себе Фелли.