Елизавета Шумская - Уроки колдовства

– Ладно, выкрутилась, – хохотнул Грым, и все рассмеялись.

– Ну так что ты хотела сказать? – успокоившись, подбодрил вконец смущенную травницу Златко.

– Помните, – пытаясь преодолеть себя, начала она, – нам Фей рассказывал осенью… ну когда… – знахарка оглянулась на Дэй, – ну когда…

– Да прекрати ты на меня каждый раз смотреть, когда вспоминаешь того… то существо!!! – рявкнула гаргулья. – Как вы меня достали своим тактом, дипломаты гоблинские!!!

От такого напора опешили все, кроме Грыма.

– Не бойся, клыкастая, больше не будем, – засмеялся он. – Можешь на меня в этом положиться!

– А ты меня доконал своим хамством! – не осталась в долгу Дэй.

– Ну так тем и живем! – Столь довольной рожи даже у тролля увидишь не каждый день.

Гаргулья хотела уже что-то сказать, как Синекрылый вдруг тихо, но отчетливо произнес:

– Еще слово – и прибью обоих.

И почему-то не захотелось проверять, правду он говорит или нет. Бэррин умел охлаждать шальные головы, особенно когда они мешали серьезному разговору.

– Продолжай, Ива, – более мягко, но с какой-то непередаваемой ноткой предупреждения распорядился он.

– Э-ээ… ну короче, я хотела напомнить вам, о чем рассказывал нам Фей этой осенью, когда в универе началась вся эта паника по поводу убийств девушек. Так вот он говорил нам о том, что ментальная магия начинается и не с магии вовсе… – Знахарка наморщила лоб, вспоминая. – Особенно когда дело касается магов, ведь волшебники могут почувствовать чужую волю, попытки чужого воздействия на разум. И поэтому тот, кто воздействует, начинает с подготовки…

– Да, что-то такое было. – Грым кивнул. – Что-то там про дыхание, жесты, манеру говорить… Про важные для объекта факты.

– Ага. – Ива уже вознамерилась продолжить, как ее прервал Златко:

– Но это про гипноз. Все-таки сны – это чуточку другое.

– Но ведь мы уже решили, что воздействие на сны происходит через чувства, – возразил Калли. – А гипноз тоже, как правило, влияет не на разум, а на подсознание. То есть, Ива, ты хочешь сказать, что изначально была подготовка, которую мы просто не заметили?

– Угу, это и позволило обойти ментальную защиту Златко, да, наверное, и на тебя, Калли, как на эльфа не так легко повлиять.

Светлый неопределенно пожал плечами.

– Ну и к чему это ты говоришь? – поинтересовался Синекрылый. – Даже если нас подготавливали к этой магии, то что?

– Какой-то ты сегодня странный, Златко, – фыркнула гаргулья. – Обычно ты любой проясняющей хоть что-то мелочи не пропускаешь, любой отгадке радуешься, а сейчас «ну и к чему это?». Фи, даже противно. Это на тебя так близость родных земель действует? Последние мозги потерял?

В глазах Бэррина отразилось желание придушить одно милое, доброе и славное существо.

– Зато ты язык свой дурной не потеряла, – все-таки сдержался он. – Я иногда понимаю Грыма. Так и хочется иной раз попробовать выбить эту дурь из тебя!

– Так что же не выбьешь?

– Не обучен бить женщин.

– Ой-ой-ой, какие мы благородные! Скажи лучше, что боишься!

– Тебя? Не смеши меня. Тебя только кошки на крышах боятся! И то вряд ли сильно!

– Да? А что же не попроб…

– Прекратили! – вдруг рявкнул эльф, которого в отличие от наслаждающего перебранкой Грыма раздражала эта ругань. – А то на обоих успокоительное заклинание наколдую. Будете тут на коврике спать в обнимку!

– Тут нет коврика, ушастый! – не смог удержаться тролль.

– И на тебя тоже, Грым!

– Действительно, народ, – Ива прижала к себе слезшего уже с балок и стен шуша. – Нам только поругаться не хватало, – чувствуя себя противно от этих сверхправильных слов, она добавила: – Все равно драку в комнатах я вам устраивать не дам, а на улице сейчас заниматься этим некомфортно.

Все дружно глянули в окошко. За ним по-прежнему снег несся куда-то с сумасшедшей скоростью. Да и прекращаться явно не собирался. Друзьям вдруг показалось, будто весь маленький постоялый двор, а возможно, лишь эта комната – все, что осталось в мире, а вокруг только одно снежное царство, и скоро и их тоже погребет эта нескончаемая белая пустыня. Если, конечно, не заставит сойти с ума и покончить с собой какое-то неведомое создание, что один за другим отправляет постояльцев туда, откуда, как говорится, не возвращаются. И как-то сразу все, кто сидел в этом маленьком уголке живого мира, почувствовали друг к другу необъяснимую симпатию. Будто не было и не будет больше никого роднее и ближе.

А может, эльф все-таки колданул…

Уже после обеда вся великолепная пятерка сидела в общем зале. Народу там в это время не очень много. Одни сгрудились в кучу в дальней части зала. Другие сидели по своим комнатам. Хозяин с обслугой и вовсе не показывались.

Настроение у большинства постояльцев было паршивое-препаршивое. Пусть у многих и не было подозрений каких-то особых, как у лучшей пятерки факультета Земли, но все равно череда смертей выглядела чрезвычайно подозрительно. Да и не внушала оптимизма. Некоторые даже недоверчиво, а порой и злобно поглядывали на юных магов. Правда, задираться пока никто не спешил, но мысли людей легко читались на лицах: колдунам не доверяли. Хотя присутствие Бэррина, Светлого эльфа и совершенно безобидной на вид знахарки всех немного смущало.

С другой стороны, многие только в них и видели спасение.

Златко, положив ноги на соседний стул, закинул голову и смотрел в потолок. Не надо быть телепатом, чтобы понять, о чем парень думает: Синекрылый продолжал прокручивать в голове проблему, пытаясь все-таки найти решение, обнаружить то, что они не учли. Тролль приводил в порядок меч. Причем вид у него был счастливый, будто у ребенка, что играет с любимой игрушкой. Гаргулья в своем человеческом обличье спокойненько попивала чай. О чем думал эльф, знают только звезды. А знахарка, с интересом уставившись в кружку, разглядывала плавающие там травинки, пытаясь распознать, что еще, кроме чая, туда добавили. Нет, не было сомнений, что это что-то неопасное и ни в коем случае не галлюциногенное, но мягкий привкус какого-то незнакомого растения уже который день не давал ей покоя. Хозяин отказывался раскрыть секрет столь вкусного напитка, утверждая, что это семейная тайна его жены и она дорога его благоверной больше, чем трактир, постояльцы и он сам, уж точно. Найти подход к строгой трактирщице тоже не удалось.

А у стойки на некотором расстоянии от дружной компании сидел Гамельн. Сегодня он был в особо неразговорчивом настроении. Все быстро понимали это, сникая под колючим, злым взглядом, и не беспокоили его больше. Поэтому сейчас менестрель сидел в относительном одиночестве на высоком табурете, опираясь то ли спиной, то ли боком о стойку, и меланхолично перебирал струны лютни. И тоскливая лирическая мелодия лилась из-под его пальцев.