Франческа Хейг - Огненная проповедь

Неужели она на самом деле именно так воспринимала мир? Не альфы против омег, а честолюбивые против тех, кто не мог и не желал соответствовать им в беспощадности?

— Я не могу обсуждать наше прошлое. — Слова Кипа звучали едва различимо. Каждое слово падало на дно зернохранилища, словно камень в колодец. — Из-за тебя у меня его не осталось. Это ты меня таким сделала.

— Нет. — Она покачала головой. — Это ты сделал меня такой.

— Ты не знаешь Кипа! — воскликнула я.

— Он мой близнец. Я знаю его лучше всех, лучше, чем ты вообще сможешь узнать.

Я собиралась возразить, но Кип заговорил первым:

— Касс права — ты меня совсем не знаешь. Нам не о чем говорить.

Он повернулся ко мне. Исповедница стояла между нами и лестницей. Мы трое настороженно застыли. Я посмотрела на стальную дверь в стене, но поняла, что это безнадежно, не успела Исповедница заговорить:

— Не беспокойся. Дверь заперта. — Она по-прежнему не сводила глаз с Кипа. — Знаешь, я частенько приходила на тебя посмотреть. Когда ты был в баке. Это каким-то образом умиротворяет, словно держишь ручную жабу.

— Мерзость-то какая. — Я вспомнила плавающего в резервуаре Кипа и непроизвольный безмолвный ужас этой сцены.

— Он сделал бы со мной то же самое. Он собирался заплатить, чтобы меня поместили в камеры сохранения. — Исповедница вновь переключилась на Кипа: — Ты выглядел намного живее остальных, помещенных в баки. Иногда я могла поклясться, что ты смотрел прямо на меня. Техники тоже докладывали о признаках того, что ты в сознании. Но они не знали, почему — само собой, они понятия не имели, что ты не омега, как остальные.

Я попыталась заглушить ее слова, сосредоточиться только на Кипе, склонившись над ним пониже.

— Все, о чем она говорит, осталось в прошлом, — прошептала я ему. — Я знаю, это не ты. Тот человек — не ты.

— Прости, — прошептал Кип.

— Нет, — я покачала головой. — Не говори так. Это не ты.

Вспомнились слова, что он произнес несколькими ночами ранее. «А если я окажусь не таким, каким хотел бы быть»? Он, конечно, тут же догадался, о чем я думаю.

— Я ничего не знал, — быстро сказал он. — Но с самого запретного города и всех этих проводов в голове стали всплывать какие-то образы. Ничего конкретного — ни о ней, ни о том, что я на самом деле альфа. Просто казалось, словно я влез в чужую кожу. До того полагал, что хуже незнания быть ничего не может, но ошибался. Человек, которого я осознал, был полон отвращения. И страха. — Он опустил взгляд. — Прости.

— Это не ты. — Я говорила достаточно громко, чтобы Исповедница все слышала. — Не извиняйся. Я-то тебя знаю. — Я обвела пальцем контур клейма у него на лбу. —То, что ты альфа, ничего не меняет. — Стараясь выкроить для нас несколько секунд наедине даже под взглядом Исповедницы, я понизила голос. — Хотя я начинала подумывать, что в тебе тоже есть что-то от провидца.

Он покачал головой:

— Тогда ты могла подумать, будто я вот это предвидел.

Однако я-то предвидела. Я чувствовала это все время, но была слишком глупой и зацикленной на себе, чтобы понять все правильно.

— Может, ты и не чувствовал, но были кое-какие мелочи. Как ты понимал, что я думаю или ощущаю. Как предвидел и предвосхищал мои слова.

— Думаю, для этого есть другое определение, — сказал Кип с такой знакомой лукавой улыбкой.

— Ну что ж, твоя маленькая эскапада, считай, закончилась, — прервала его Исповедница. — Остается только ждать. Ты не можешь со мной бороться. — Она подняла выпавший из рук Кипа клинок. Я стояла к ней лицом, когда она подошла. Исповедница провела кончиком лезвия по моей шее, остановилась на впадине между ключицами.

Я подумала о череде ночей, когда Кип спал, уткнувшись в эту ложбинку, на которую она сейчас надавила.

— Дверь закрыта, Зак недалеко — работает в соседнем здании. Солдаты тоже не заставят себя ждать. Ему только останется решить, что с вами сделать, но, по-моему, вас обоих ждут резервуары.

— Я туда не вернусь. — Кип встал, пошатываясь.

— Вас не сразу засунут в баки. Особенно тебя — ты же у нас особенный. После допроса хотелось бы провести на тебе кое-какие эксперименты, исключительно из медицинского интереса. Как понимаешь, до этого мы ни разу не помещали в резервуар альфу и тем более не доставали его оттуда. Обычно это билет в один конец. Но, удовлетворив любопытство, мы обязательно вернем тебя в бак. — Она надавила, клинок вошел глубже, но боли я не почувствовала, лишь тепло крови, которая сочилась из раны и щекотала, дорожкой спускаясь между грудей.

— Как его зовут? — спросила я. — В смысле, какое у него настоящее имя?

Исповедница открыла рот, но Кип прервал ее:

— Не имеет значения.

— Тебе совсем не любопытно? — спросила она.

Из-за ножа я не могла повернуть голову, лишь скосила глаза вправо, где стоял Кип.

— Нет, — сказал он. — Несколько месяцев назад я бы отдал что угодно, чтобы узнать, кто я. Но сейчас это уже не важно. — Он отступал к лестнице на дальнем краю платформы. — Я знаю, кто я сейчас.

Исповедница повернулась, встав у меня за спиной, но по-прежнему прижимая нож к моему горлу:

— Спустишься хоть на одну ступеньку, и я ее убью.

— Знаю, — ответил Кип, шагнув к лестнице.

Исповедница сжала руку вокруг моей шеи.

— Как предсказуемо. Именно об этом я и говорила. — Кровь капала, впитываясь в рубашку на груди. — А ты, Касс? Ты когда-нибудь думала, что он вот так тебя предаст?

Я в упор посмотрела на Кипа и поняла, что он делает, с той же внезапной уверенностью, как минутами ранее, когда меня озарила их связь с Исповедницей.

— Не делай этого, — произнесла я. Когда он сделал шаг назад, я все еще не отрывала от него взора. Я едва заметила, как он повел плечом и резко перемахнул через низкие перила за спиной. Когда Кип упал, я не могла ни моргнуть, не отвести глаз, словно взгляд связывал меня с Кипом, словно мог спасти его, предотвратить падение.

Исповедница закричала; я же, не смея произнести ни звука, машинально шагнула на край платформы, чтобы проследить за падением Кипа до самого конца.

Когда я снова открыла глаза, оказалось, что я лежу на металлической платформе, прижимаясь щекой к холодной поверхности. С трех шагов на меня мертвыми потухшими глазами на неподвижном лице смотрела Исповедница.

До появления Зака оставались считанные секунды. Возможно, минуты. Я слышала шум, но не снизу, а из соседней башни: торопливые шаги, скрежет ключа в замке металлической двери. Мне следовало испугаться брата после такой длительной разлуки, но, увы, у меня не получалось. Именно в его отсутствие я чувствовала себя непривычно. Он изменился — вытянулся, повзрослел; его глаза метались в ужасе.

В первую очередь он глянул вниз через перила, где распростерлось тело Кипа, затем подошел и склонился надо мной. Его взгляд блуждал от Исповедницы ко мне. Руки и губы беспокойно тряслись, согнутые пальцы дергались, словно производя какие-то сложные математические вычисления. Рука постоянно тянулась к горлу и прижималась к тому месту, где меня пронзил клинок Исповедницы. Я не шевелилась.