Изверин Сергеевич - Чужое тело. Дилогия (СИ)

Ахи, охи, вздохи, угрюмый шепоток в среде мастеровых. Графа Лурга они тоже очень не любили.

Мало — помалу рассказал Брат всю историю грустную. Ну, да и нечего особо там рассказывать. Получил Дубок приказ, и не придумал ничего лучше, как пойти в Мойку и нанять там двух первых попавшихся головорезов, лица которых показались ему знакомыми. Они-то его и спалили, в переносном, конечно, смысле, потому как поперлись на дело пьяные. Не услышь Морская стража пьяных лихих воплей, то горели б склады наши синим пламенем. А так услышали, поймали, приволокли в тюрьму.

— Уважаемые дворяне и почтенные горожане, не мне рассказывать про то, что королевство наше вот уже много десятков лет стоит на грани голода. И преступное деяние повлекло бы за собой ужасающие последствия. Ведь зерна на складах хватило бы, чтобы накормить голодных всего нашего города! — Брат сам включился в процесс, расстегнул плотный колет, сдвинул богатую перевязь с кинжалом на бок, и сейчас в одной руке бумаги, а в другой воображаемый меч, которым Брат воздух рубит так и сяк.

Проняло только мастеровых, уж они-то представляли себе, что такое, когда жрать нечего. Дворян так себе, ну да, ну голод, ну страшно, когда вокруг тебя одни голодные и все поесть просят…

Некоторое оживление в среде дворян вызвала история с попыткой побега и убийством гвардейцев. Такие дела тут не прощали, даже королева за свою гвардию карала. Брат нашел этот момент, быстро сгустил краски, и готово, теперь даже дворяне поглядывают на своих ночных родичей с дозированным презрением.

Ну, и к финалу.

Барон Алькон своей дубиной по столу хлоп, и опять промахнулся мимо деревянного щита, куда ему стучать-то и предназначалось.

— Признаете ли вы, подсудимые, свою принадлежность к ночному дворянству? — Строго спросил барон Алькон.

Змейка да Шлейка привычно посоветовали окружающим заняться чем-то таким непонятным, я такого слова не знал, снова получили по шеям и признали по — быстрому.

Дальше пошло нормально, по плану. Слово обвиняемому, сначала тому, который нормально говорить может, а не наполовину мат, который мне даже не понятен.

Дубок рассказал, какой он честный управляющий, как он верно и преданно служил графу Лургу, как сердце его обливалось кровью при виде творимых графом бесчинств, но, как верный слуга, не смел… И вот однажды получил он от графа Лурга, сидящего в заключении, записку с приказом — запалить склады. Что на складах не знал, нанял двоих личностей в Мойке, которых тоже не знал, и пошел поджигать, конечно же с тяжелым сердцем. И очень рад, что королевские воины оказались бдительными и задержали его и его подельников, не дав свершиться непоправимому. И как потом открыли склады, а там зерно, зерно, зерно… И как страдал он в заключении от осознания того великого ущерба, что мог бы совершить…

Несколько раз прерывались на выкрики из зала, но особой враждебности как-то не заметил. Народ отнеся к признаниям и покаянию Дубка благосклонно.

«Глашатая поставь у порога, — написал я Шуго. — Пусть передает события в зале суда для собравшихся на площади».

Один из писцов — порученцев, отличавшиеся, видимо, луженой глоткой, двинулся к выходу, где-то там устроился подальше и начал зычно выкрикивать в толпу. Отсюда его почти не слышно.

А вот теперь изюминка, допрос наших козлищ. Уж эти-то пойдут паровозом друг за другом, на радость моему народу!

Они моих надежд не обманули, матерщина и угрозы сыпались неостановимым потоком. Да, поджигали. Да, гвардейцев поубивали — могли б, и больше поубивали. Да, грабили и убивали, и как только покинут зал суда, будут убивать и грабить вновь, ибо сказано «днем деньги ваши, а ночью наши!». В процессе публика волновалась, дамы охали и ахали, в ход шли платочки и большие длинные веера — опахала, которыми усиленно работали запыхавшиеся слуги.

— По совокупности совершенного, а именно попытка поджогов складов с зерном и убийства королевских воинов, а также учитывая принадлежность обвиняемых к организованной преступной группе, требую для них смертной казни. — Сказал мой королевский обвинитель.

Ай да молодец какой, смысл моей записки уловил верно. Как мысли мои прочитал.

— Казнить! — Согласился барон Гонку, адвокат хренов, и подобострастно поглядел на меня. Правильно ли я делаю, большой господин? Я его едва не выматерил вслух, заметив, как побледнело лицо Дубка. Подручный-то твердо на жизнь рассчитывал, которую ему король пообещал. А вот барон Гонку просто забыл, о чем я с ним договорился.

— Казнить, уважаемые дворяне и почтенные горожане, самый простой выход! — Нашелся барон Гонку, заметив мой кулак, украдкой показанный ему из-под полы. — Но так ли велика вина почтенного управляющего, всего лишь верно служащего своему господину? Воля богов священна для человека, а любой господин поставлен над нами не иначе как волей богов! Потому прошу у уважаемого судьи снисхождения к верному слуге графа Лурга, коий всего лишь…

Заранее обо всем договоренный барон Алькон только важно кивнул.

— Как судья, я считаю, что семи… Нет уж, пяти лет заключения почтенному Дубку будет достаточно. Учитывая его чистосердечное раскаяние в совершенном. Пусть трудом на благо королевства искупит свою вину!

Дубок снова побледнел, на этот раз обрадовано. Он ещё не понял, что же такое каторга. Ну да ничего, я его там тоже не брошу, пристроим на все пять лет в должности какого-нибудь писаря, да и ладно. А то и в Западную башню заберем на должность консультанта.

— Остальные должны быть наказаны со всей строгостью закона. Без гнева и пристрастия. — И снова своей дубиной хлоп! — Приговор суда! Почтенного управляющего Дубка присудить каторжные работы в услужении торгового дома «Весна», сроком на пять лет, а именующих себя ночными дворянами Змейку и Шлейку казнить повешением. — И снова дубиной хлоп! — Приговор вынесен. Дело закрыто.

В зале среди мастеровых ответили одобрительным гулом, ещё большим гулом взорвалась площадь, когда туда потащили хмырей. Виселицы уже были заранее готовы, самое простое средство исполнения правосудия.

Повесили их быстро, когда я вышел на балкон особняка, с которого открывался великолепный вид на площадь, то увидел уже два болтающихся в петлях трупа. Даже и не дергались уже, смирно так висели ночные дворяне, вывалив посиневшие языка на летнее солнышко. Готовы, гадские гады. Будут знать, как моих гвардейцев убивать.

За мной вышли троица, особая тройка.

— Барон Алькон, барон Гонку, Брат. Примите мою благодарность за великолепно проведенный процесс. — Я чуть склонил голову. — Впредь рекомендую вам всем троим работать так же быстро, красиво, и эффективно. Кто у нас второй?

— Есть несколько дворян, которые покушались на Ваше Величество…