Макс Фрай - Жалобная книга [litres]

И романов у меня, к слову сказать, не было давно. Ох, давно! Может быть, в этом все дело? Засиделась в своем вигваме из слоновой кости, вот и уцепилась за первую попавшуюся возможность поиграть в знакомую, но немного подзабытую игру? А вовсе не…

Спасительная, черт побери, концепция.

— Ты прости, — говорю. — И не обращай внимания. Сама не знаю, что на меня нашло в машине. Этот твой, с позволения сказать, подарок совсем мне крышу снес. У них там любови какие-то роковые, все больше неземные и нечеловеческие. И трудно понять, где заканчиваюсь я, и начинаются все остальные. Мне и прежде нелегко было в этом вопросе разобраться, а теперь и вовсе…

Погубитель мой молча улыбается, кивает и накрывает мою ладонь своей, горячей настолько, что я невольно съеживаюсь в ожидании ожога. И обрываю бодрую, лживую речь на полуслове, потому что — вот она, судьба, боль и благодать, все в одном флаконе, взбалтывать перед употреблением, прятать от детей и домашних животных, ибо — яд.

— Все в порядке, — улыбается. — Ты выбирай давай, чем вечер скрашивать будем?

Хватаюсь за меню, и только потом понимаю, о чем речь.

— Вот так, — вздыхаю. — Не магическое у меня сознание. Самое что ни на есть обывательское. Одно на уме — пожрать.

— А я именно это и имел в виду. Ты за весь день, кроме куска пирога, ничего не съела. Что за магия может быть на пустой желудок?

Гуманный какой и благородный. Даже тошно. Был бы по-настоящему тактичным человеком, постарался бы не казаться таким хорошим. Невыносимо ведь!

Впрочем, в любом случае невыносимо.

— Не нужно так себя изводить, Варенька, — шепчет он. — Все очень, очень хорошо.

— Да, наверное, — соглашаюсь. И вдруг, ни с того, ни сего, снова огорчаюсь: — Вот ведь, ты можешь называть меня по имени, а я тебя — нет, до сих пор. Даже про себя.

— Ну, просто мы очень разные. Все — разные. Не делай из мухи слона. Лучше решай, чем тебя кормить. И осматривайся понемножку. Здесь такая публика — пальчики оближешь!

И ведь да, облизываю пальчики . Облизываю их с наслаждением, дважды… нет, трижды кряду. Сперва, испробовав местный салат из авокадо с креветками, по настоятельному совету рыжего Гудвина. Впервые в жизни это самое чудо-авокадо заморское попробовала, между прочим. Всю жизнь почему-то думала, гадость жуткая, а тут решила, что теперь нечего терять, и рискнула. Оказалось, вкусно. Да и терять мне есть что, как никогда есть — это если не врать себе, не сотрясать внутреннее пространство пионерскими лозунгами…

Больше не буду.

Второй раз я облизала пальчики , еще раз последовав совету своего наставника и прожив пару десятков лет, по праву принадлежащих прекрасной даме в голубом свитере. Кажется, приступ ревности и отчаяния, сотрясавший ее плечи в кафе «Москва-Берлин» морозной мартовской ночью, был чуть ли не единственным печальным эпизодом этой биографии. Следующей серьезной драмой оказалась простуда, подхваченная лет пять спустя, во время романтической прогулки по берегу Женевского озера. Третьей — пропажа бриллиантового кольца в гостинице в Лиссабоне. Иных огорчений она мне не доставила. Быть Анной, дамой в голубом свитере оказалось приятно и просто. Бывают же такие вот легкие, почти невесомые судьбы! Рассказали бы — не поверила бы, кстати. Сказала бы: чушь собачья, вы просто не знаете, каково ей на самом деле .

А вот, оказывается, и так бывает: под личиной счастливой, богатой бездельницы скрывается именно что счастливая бездельница, достаточно умненькая, чтобы не заскучать от мелких приятностей сытой жизни, достаточно примитивная, чтобы не затосковать от такого существования.

Вот и я не заскучала, не затосковала, а как иначе? Еще долго не расставалась бы с нею, будь моя воля, но мой наставник заботливо вернул меня к реальности. На сей раз не тряс, просто положил руку на затылок — и я тут как тут.

— Зачем тебе вместе с нею стареть? — спрашивает. — Невелика радость… А так-то хорошо, правда? Просто рай на земле.

— На рай не тянет, но — как в санаторий съездила, — говорю.

И, между прочим, не содрогаюсь больше, соприкасаясь с ним ладонями и коленями. Мне теперь кажется — это в порядке вещей, вот как расслабилась.

— Ну и славно, — отвечает. А рай — что ж, на рай, думаю, ни одна человеческая жизнь не похожа. С какой бы стати?

— Ну, я все же не про мифы-архетипы. Как оно там с загробным бытием обстоит, неведомо, сплошные сказки, да гипотезы… Когда я говорю: «рай», я имею в виду место, где мне было бы очень-очень хорошо. Так хорошо, что можно провести там вечность и ничего иного не желать. Что это за место — не представляю, но теоретически предполагаю, что такое возможно… А ты, кстати? Ты представляешь?

— Что? Рай?! Странный вопрос. Никогда об этом не задумывался… Что ж, по крайней мере, ясно одно: мой рай должен быть переменчив. В условиях вечности любое однообразное блаженство — бессмысленная пытка.

— Пожалуй. Но что именно должно меняться?

— Да пусть все меняется. Даже погода, хотя сейчас мне кажется, будто лучше пасмурного неба при температуре +19 по Цельсию, трудно что-то придумать. Но ведь это сейчас, а что я на исходе вечности запою? Вообразить невозможно… Нет уж, мой рай предполагает постоянную смену событий, впечатлений и ощущений. В идеале это, выходит, дорога. Комфортное, неспешное странствие по разным местам-мирам-городам, пешком и на разных видах транспорта; великое множество приятных, но необязательных знакомств. В моем раю мыслящие-осознающие существа радуются всякой встрече, не замечают расставаний, с наслаждением трындят о пустяках — ну вот как я тебе сказки рассказываю… и еще пусть оказывают друг другу мелкие необязательные услуги, это всегда приятно.

— Какие именно?

— Всякие. Ну вот, например, прекрасная необязательная услуга: большой горшок на голову человеку надеть и придержать…

— Зачем?! — изумляюсь. Вот уж воистину огорошил. Чего угодно ожидала, только не этого.

— Что — зачем?.. А, горшок… Да просто первое, что пришло в голову. Там, знаешь, гул, как в морской раковине, только гораздо сильнее. Мощное впечатление! Меня однажды приятель накрыл здоровенной такой керамической кадкой, я потом весь день бродил контуженный, но счастливый. Так что горшок — это важно.

— Хороший у тебя рай получается, — улыбаюсь. — Приятный и какой-то… несолидный. Именно то, что надо.

— Рад, что тебе нравится… И да, кстати, само сознание тоже должно быть переменчиво. Какой же это рай, если воспринимать все всегда одним и тем же способом? Дисбат это, а не рай.

— Слушай, — говорю, — но ведь, получается, ты уже практически в раю?

— Ну да, в каком-то смысле, — соглашается рассеяно. — По крайней мере, базовый принцип: переменчивость, — вполне соблюден. Дело за деталями… Хотя, вот сейчас, сегодня, когда мы с тобой катаемся по городу, бродим по кафе, воруем чужие судьбы, болтаем о всякой ерунде в промежутках — да, очень похоже.