Макс Фрай - Жалобная книга [litres]

И тут, не знаю уж, каким — шестым, седьмым, двадцать вторым? — чувством улавливаю его настроение, если такой чудовищный душевный раздрай можно назвать «настроением». И понимаю: невозмутимый мой наставник в таком же смятении, как я сама, если не хуже. Ну и дела!

«Гори все огнем», — думает он сейчас.

Я с ним совершенно согласна. Гори все огнем, да, действительно. Хорошо бы синим пламенем, но и обычное оранжевое тоже сойдет. Не в моем положении носом крутить, выбирая оттенки.

Покорная нашему слаженному дуэту, на окне вспыхивает соломенная штора. Это не обычное «бытовое возгорание» — или как там пишут в протоколах пожарной службы. Ни горящей свечи, ни спичек, ни лампы, ни даже пепельницы с окурками не было на этом подоконнике. Об увеличительных стеклах и солнечных зайчиках даже говорить смешно на исходе пасмурного мартовского дня. Просто мы подумали, да. А этот дом, выходит, действительно вполне волшебное место. Если уж гнусную тетрадку из моих потаенных рефлексий смастерил, то занавеску ему подпалить — тьфу. Не фокус даже, а обычное течение дел.

Мой автопилот тем временем успел смотаться на кухню. Открыл кран до упора, схватил первую попавшуюся кастрюлю, поставил ее наполняться водой, а сам, с бутылкой «Святого источника» наперевес, вернулся к месту пожара. Выплеснув газировку на пылающую солому, побежал обратно, на кухню. Я тут, правда, не при чем. В критической ситуации у меня обычно нет ни собственной воли, ни выдержки, ни характера. В критической ситуации я впадаю в ступор, и за дело берется мой автопилот. Вот он действительно молодец, но в этом нет никакой моей заслуги. Просто повезло.

Хозяин дома тем временем тоже не зевал. По счастию, его автопилот мыслил куда более глобально, чем мой. Пока я моталась по воду, он содрал горящую занавеску с окна, уволок в ванную. На том, собственно, катастрофа и завершилась.

— Можешь закрывать кран, — говорит. — Обойдемся, пожалуй, без хлябей.

Нервно хихикая, я — именно я, автопилота к тому времени уже след простыл, — повинуюсь. Иду на кухню, перекрываю воду. Как раз вовремя, узкий слив не справлялся уже с этаким напором. Предотвратив потоп, чуть было не пришедший на смену пожару, рассеянно оглядываюсь по сторонам в поисках какой-нибудь медной трубы, а потом опускаюсь на топчан, кладу руки на стол, голову на руки, смеюсь тихонько. Победитель огненной стихии бродит где-то рядом. Поскрипывает половицами, постукивает дверцами кухонных шкафов. Внезапно разражается тихой, но вполне задушевной бранью. Я поднимаю голову. Что стряслось?

— Печет, — лаконично объясняет он. — Обжегся-таки… Ничего, у меня мазь хорошая, облепиховая. Только я от нее буду сейчас желтый, как канарейка, с головы до ног. И все вокруг, соответственно. Ты в том числе.

— Почему? — удивляюсь.

— Потому что мазь красится. А я при этом свинтус, каких поискать. Вот сейчас, смотри, буду ставить флакон на место, и испачкаю шкаф. Имей в виду: я не нарочно. Само получается…

Он честно выполняет свое обещание. На дверце появляются два ярких желтых пятна. Виновник безобразия немедленно влезает в одно из них рукавом; миг спустя, неловко поднимает руку, и кончик его носа тоже становится желтым. Я хохочу, как сельская девчонка, впервые попавшая в цирк.

— Ты бы, между прочим, — говорит он, — рубашку мою, что ли, надела. А то вот полезу к тебе обниматься, и кирдык твоей блузке, не отстираешь потом эту дрянь. Жалко…

Загипнотизированная его угрозой, иду переодеваться. На всякий случай, юбку тоже долой, вместо нее наденем хозяйские вельветовые штаны. И хотелось бы оставаться красавицей (сейчас как никогда, если уж на то пошло), но слишком уж скуден мой гардероб, а целебная мазь и правда желта и вездесуща сверх меры.

Вернувшись на кухню, обнаруживаю, что джезва в полной боевой готовности снова стоит на плите (на ручке желтое пятно), а хозяин дома устроился на топчане, пачкает сосредоточенно свою клавиатуру, мою чашку и заодно покрывало. Отлично, словом, время проводит.

Завидев меня, подвинулся: дескать, садись рядом. А мне того и нужно, собственно. Посидеть с ним бок о бок, бедро к бедру — для начала. А если выполнит свою угрозу и обнимет — что ж, я за себя не ручаюсь.

И ведь действительно руку на плечо мне положил. Вполне, кажется, по-братски, но лиха беда начало.

— Бед мы с тобой, Варенька, можем натворить, — говорит строго, — немыслимых. Впрочем, не только бед, надеюсь. Из давешнего пожара основной вывод: нужно очень, очень осторожно думать, когда мы вместе. И все будет путем.

Киваю молча. Что тут скажешь? Сама ведь видела, как пламя занялось; сама знаю, почему так вышло.

— Это, — спрашиваю осторожно, — у всех… ваших… наших… Это у всех накхов так происходит?

Ответ я, как мне казалось, предвидела. Но он меня огорошил.

— Никогда ни с кем из «наших-ваших» ничего такого не происходило. И не должно бы… Ты приготовься, Варенька, я сейчас каяться буду. Если уж все так повернулось… Только сначала кофе с плиты сниму. А то ведь убежит.

Я-то заранее решила, что не стану вставать, давать ему дорогу. Пусть уж через меня перелезает: я — маньячка, мне будет приятно, мы оба это понимаем, и нечего церемониться. Но этот хитрец ступил одной ногой на тахту, второй — на хлипкий кухонный стол и миг спустя приземлился у плиты. Разлил кофе в разноцветные кружки и тут же, кажется, забыл о нем. Присел рядом со мною на корточки, уперся лбом в мое колено.

— Начинаем процесс покаяния, — объявляет. — Ты имей в виду: поцелуй с аварией — это не козни какой-то там «злой судьбы», это я подстроил. Ну, не совсем подстроил, просто вовремя почувствовал, что шансы получить мелкого пинка велики, вот и рискнул. Разыграл все как по нотам, безупречно, ты свидетель. Есть чем гордиться… Ты погоди, не нужно в комок сжиматься и отпихивать мою башку коленкой тоже не нужно, ты, пожалуйста, сделай глубокий вдох и медленный выдох, а потом расслабь мышцы и дослушай. Слушаешь? Вот и хорошо. Логика у меня была простая: мы встретились для того, чтобы я научил тебя определенным вещам, так уж всегда в нашей традиции происходит, а иных традиций я не знаю. Следовательно, все, что мешает обучению, придется похерить — так я тогда думал. При этом сам не понимал, кто меня за язык тянет дразнить тебя дурацкими идеями о пустых гостиницах и загородных пансионатах, где мы можем рискнуть жизнью ради пары-тройки поцелуев — подразумевалось, что ничего больше все равно не успеем… На что я надеялся? Что ты испугаешься такого расклада и скажешь: «На фиг, на фиг»? Или что ты вцепишься мне в рукав и скажешь: «Поехали, сейчас же, немедленно»? Так ведь нет, оба варианта не устраивали меня в равной степени. Проблема в том, Варенька, что я и сам не понимал, чего хочу. Да и сейчас не очень-то понимаю. Тебе достался хреновый учитель. Мало того, что неопытный, так еще и влюбленный. И, как я понимаю, не совсем безответно, увы. Что тут делать — неясно. Дров я с тобой уже наломал и еще наломаю, это несомненно. С другой стороны, такая уж твоя судьба. И моя. И вообще.