Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы

Вот так. Коротко и по делу.

Уважаю Моринаров.

В Альтверин мы возвращаемся с добычей. И свое вернули, и чужое прихватили.

И прихваченного с лихвой хватило бы, чтобы покрыть все долги, да еще и заново обставить замки. Но это уж — шалишь. Пусть Шарен лучше пару мельниц поставит новых — опять же, надо бы хорошего племенного скота прикупить, зерно посевное…

Единственным неприятным моментом были воспоминания.

Два, но увесистые…

Первое — когда я отпускаю призраков.

Перед рассветом я стою на главной башне замка. Серый туман колышется у моих ног, обволакивает сапоги, цепляется за штаны, я слышу жалобный плач, веет ледяным холодом…

Призраки не могут причинить мне вреда, но это все равно действует. Неприятно.

Я протягиваю руку и сжимаю кулак. Разрез еще не успел закрыться — и черные капли падают в туман.

— Вы отомстили. Покойтесь с миром.

Капли крови касаются тумана — и тот начинает рассеиваться. И в моей груди словно тает кусочек серого весеннего льда.

Я вижу души людей, которые взмывают куда-то верх и растворяются в лучах рассвета. Им хорошо, они счастливы и довольны.

А я?

Я на миг чувствую, что стал немного больше демоном.

Я мог бы просто отпустить их, мог… Но я предпочел воспользоваться их болью и ненавистью, чтобы отомстить. Хорошо ли это?

А плохо ли?

У меня нет других возможностей. А стало быть — нечего и переживать из-за моей натуры. Я ведь и правда не человек.

Второе же…

В замке было шестеро детей.

Они все умерли в своих кроватях. От дочери графа до внука поварихи. Озверевшие призраки не делали разницы между виновными и их кровью. Получил хоть монетку из кровавого золота?

Виновен.

А твои дети — твоя кровь.

Мне неприятно смотреть на детские тела, но…

Грех твой падет на плечи детей твоих до седьмого колена.

Если уж так говорят холопы, то и я могу?

А могу ли я судить?

А кто, если не я? Моя кровь и мое право. Когда-нибудь я отвечу за все, но сейчас я не стану думать об этом.

Жестоко?

Я — полудемон, а не светская дамочка.

В столицу я возвращаюсь с налогами, недоимками и процентами. Шарен плачет от счастья и рвется целовать мне руки — едва оттащили и отпоили вином. Дешевым, на дорогое давно не было денег.

Дядюшка же вовсе не радуется моему возвращению.

Вот его казначей — тот почти рыдает от счастья. Еще бы, столько всего украсть можно.

А вот дядюшка — тот мрачен.

— Могу вас заверить, больше не будет никаких проблем с Альтверином. — Я улыбаюсь со всей возможной безмятежностью.

— И как ты этого добился? — прищуривается дядя. — До нас дошли странные слухи.

Еще бы они не дошли!

Сам же и распустил. Якобы принц Алекс — страшный человек, нанял колдуна, чтобы тот наложил проклятие. Кто хоть булавку у него сопрет — страшной смертью помрет.

Раньше-то, говорят, такие были, а сейчас их, конечно, повывели, да ведь всю нечисть не выморишь!

Это первый вариант.

Были и другие. Что дедушка оставил мне в подарок нечто проклятое — кто покусится, тот и страшной смертью помрет…

Что принц Алекс сам колдун…

Я, честно говоря, думал, стоит или не стоит распускать подобные слухи, но потом махнул рукой. Я же полудемон. То есть рано или поздно, так или иначе моя природа станет известна. Шила в мешке не утаишь, так что пусть с самого начала привыкают. И когда все откроется, реакция должна быть простой: ну, полудемон. Но человек-то неплохой? А этот вот, хоть и не полу и не демон, а сволочь последняя! Вот его и в морду, а короля не трожь!

— Не знаю, какие слухи до вас дошли, — пожимаю я плечами. — Но полагаю, если вы мне их расскажете, мы разберемся?

Дядя сопит, но принимается перечислять.

Насчет нанять колдуна я тут же отверг с негодованием. Да где в нашей стране их найти? Всех холопы повывели! Разве они плохо работают?

Что дедушка мне оставил в подарок нечто проклятое? Как вы могли так плохо подумать о дедушке?! Я в шоке!

Я — колдун?!

Нет. Я не колдун.

Вот тут Абигейль и прищуривается на меня. Кстати — зря. Некоторым женщинам такие гримасы противопоказаны, они напоминают в этот момент недоенных коз.

— А на святом символе поклясться можешь?

Я киваю, словно ополоумевший конь. Вот уж это я могу, хоть солите!

Разницу ж понимать надо! Какой я тебе колдун?! Я демонов не призывал и договор кровью с ними не подписывал. Я некромант, это верно, но не колдун. Колдуны призывают, чтобы получить магию, а до того они обычные люди. А я полудемон изначально. Это часть меня.

Тетушка становится еще ласковее, головой кивает — и из-за трона холоп вываливается. Такой… фанатичный. Глаза, как у бешеной собаки, улыбка ласковая, как у той же собаки, ряса драная, в руках символ Светлого — медальон с цветущим деревом — и мне его протягивает. Серебряный.

Я, недолго думая, беру, оглядываю…

— А делать-то с ним что?

Как тетушка смотрела! Видимо, я его уже и в руки бы брать не должен. Ан нет.

Та часть, что демон, и правда ощущает какое-то неудобство. Небольшое такое.

А человеку вообще все безразлично. Я ведь по матери — маг огня. Сильное светлое пламя моя стихия и кровь. А против огня Светлый ничего не имеет, куда ему!

— Поцеловать, сын света, и поклясться на нем, что будешь говорить правду и только правду, — сухими листьями шелестит холоп.

Я задумываюсь на минуту.

А потом достаю из кармана платок и принимаюсь тщательно протирать медальон.

— Алекс, ты что делаешь?

— Дядя, у меня же здоровье слабое, — на весь двор заявляю я. — Мало ли кто его до того слюнявил?

— Се святой предмет! — возмущается холоп. Ну, получи… по святости!

— Так слюни-то на нем святым не принадлежат, — не соглашаюсь я.

Крыть нечем. По рядам придворных летят смешочки, я наконец оттираю медальон до блеска — и смачно чмокаю чуть ли не взасос.

— Клянусь! Говорить правду и только правду.

— Ты — колдун? — тут же спрашивает холоп.

Медальон я ему протянул обратно, но холоп качает головой, мол, держи, так что я чешу затылок и отказываюсь наотрез:

— Нет. Не колдун.

Я же полудемон! О чем тут речь? Колдун — это другое, это когда человек, не обладая силой, заключает договор с преисподней — и получает от нее кучу плюшек с начинкой из навоза. А я так не делал, меня самого сделали.

— Ты убил несчастных из-за золота?

— Нет!

Это — к призракам.

— Но ты причастен?

— Конечно!

Придворные принимаются перешептываться, дядя дергается на троне, королева вспыхивает от радости. Но развернуться я ей не даю.

— Они ж на мои деньги покушались, так что я по-любому причастен!

А медальон как ощущался безразличной пустой железякой, так и продолжает ощущаться. Хотя видел я, как клятвопреступники и пальцев от него отнять не могли, пока руки не обугливались, и просто ожоги видел…