Надежда Кузьмина - Пара не пара - парень не парень

И тогда Фернап просто схватил его ручищей за плечо и припечатал к стене. А потом дёрнул правую руку Руппера так, чтобы та повернулась ладонью кверху.

Я уставилась — да, угадала! Этот живодёр сжимал потный кулак, и ржавые железки оставили рыжие следы на ладони.

— Та-ак, — протянул Фернап, продолжая удерживать добычу у стены, — а где сейчас гвозди?

— В правом кармане его штанов, — без зазрения совести наябедничала я.

Да, доносить и наушничать — дурно, но не тогда, когда дело касается разных уродов или таких вот изуверов, готовых ни за что искалечить лошадь.

— Всё ясно, — Ырнес встряхнул Руппера, как терьер крысу. — Идём к их светлости. С такой мразью я на одной конюшне работать не стану. — Обернулся ко мне: — Молодец, что заметил!

А я совсем, совсем не хотела этого конфликта…

И даже когда Руппер с вещами и в сопровождении конного сабельника — маркизы, кстати, не сказали в защиту своего кучера ни одного слова, — отправился в местную тюрьму получать двадцать ударов палкой, не была уверена, что всё закончилось.

Тем более что в воротах Руппер обернулся, уставился на меня и прошипел:

— Я тебя, гадёныш, достану!

— Ещё десять ударов палкой, всего тридцать, — совершенно равнодушно произнёс Кабан.

Я поймала ещё один ненавидящий взгляд. М-да, в особняке Рупперу до меня не добраться, но, похоже, ходить по улицам теперь придётся с оглядкой.

К тому же стоящий рядом с Кабаном Коршун опять разглядывал меня как неведому зверушку.

За что мне такое?

Увы, пропажу части горничных заметил только Кабан да другие горничные. Леди Эл’Облван привезла с собой личную камеристку, у маркиза также был свой слуга. Зато расстроенный повар в первый же день пересолил суп и пережарил жаркое из оленины. И пригрозил Кабану, что если ему срочно не найдут компетентных помощников, то тоже уйдёт с места. Он — мастер кулинарного искусства, а не прислуга на всё про всё подай-принеси. Ну, не знаю, как там с искусством, но темперамента владыке кухни было не занимать. И, что интересно, Кабана он не слишком-то и боялся. Ну да, повар без герцога проживёт, а вот герцог без повара?

Естественно, наём новой кухарки их светлость свалил на Мерзьена. Тот спихнул на меня почти всю корреспонденцию, временно приставил к повару двух из оставшихся горничных и занялся поисками. Сказать, что привыкшие к беленьким кружевным передничкам и метёлкам из перьев горничные, которым вручили тесаки и посадили чистить рыбу и картошку, были недовольны — это ещё ничего не сказать. Ждём новых кулинарных шедевров.

Адэр Сейсиль Эл’Суани

Невероятно — у меня, то есть у леди Сейсиль, появился поклонник. Какой-то кавалер день за днём торчит перед домом, начиная каждое утро с того, что забрасывает к нам во двор букет из так называемых столепестковых роз, означающих сердечную любовь. Когда он в меня влюбиться-то успел? И что мне с ним делать?

На третий день Эрмет заметил, что в букет вложена записка:

«Дивная леди! Мы не представлены, но я, благородный лорд Физалъ, готов отдать жизнь и всё состояние, чтобы это исправить и стать к вам ближе. Примете ли вы мою искреннюю любовь? Я готов смиренно ждать ответа до скончания века. Ваш лорд Физалъ».

Читая это безобразие, Эрмет косился на меня и прятал ухмылку.

Слов не было. Правильно говорил я, что от юбок — вред один. Бедные женщины, которые их носят… Свихнуться ж можно, причём это заразно! Я скучаю по Тьери — другому парню, а третий парень влюбился в меня самого. И это если ещё не вспоминать о герцоге!

Но, как бы то ни было, поощрять спятившего беднягу я не собирался. Причём ладно б он был уродом… так нет, очень даже ничего: темноволос, хорошо сложён и, если верить посланиям, привязанным розовой лентой к ежедневным колючим веникам, богат.

На четвёртый день я-Сейсиль вышел к калитке и произнёс:

— Лорд, кто бы вы ни были, не рассчитывайте на взаимность. Моё сердце занято, так что найдите себе другую леди.

Не дожидаясь ответа, повернулся и, приподняв пальчиками юбки, скрылся в доме.

На следующий день на земле перед калиткой красовалось большое выложенное лепестками алых роз сердце. Сам поклонник торчал на посту — подпирал забор на другой стороне улицы.

Лишь бы ему петь в голову не пришло!

Без пения обошлось — зато лорд компенсировал стихами. Как реагировать на послание:

Девушки на самом деле рады получать такое? У меня так зрело желание выйти в мужском костюме и конкретно и предметно объяснить влюблённому недоумку, что я не крепость, жаждущая осады, потому что ей одной в чистом поле стоять очень скучно. У меня и без потерявших голову идиотов забот полно.

На следующий день к длинному свитку с поэмой о локонах, в которых запутались лучи зари, оказалась приколота золотая брошь с крупным александритом. Я даже на минуту задумался: может, податься в куртизаны? — мигом поместье отобью. Вздохнув, вручил свиток и брошку Эрмету, который вернул дары приславшему и настоятельно попросил более не докучать леди.

Но на другое утро во дворе снова валялся букет роз, правда, записка была лаконичной: «Несравненной, недоступной и обожаемой».

Ладно, пока он в дом не суётся, пусть делает что хочет. Запретить я не могу, разве что по шее накостылять.

Кстати, если Кабан до сих пор за мной «присматривает», надеюсь, наблюдатель не истолкует ситуацию превратно. Моё дело сейчас — быть выше подозрений. Так что лорду Физалю не светит даже пощёчина, которую можно принять за проявление чувств. Просто закрытая дверь и наглухо занавешенные окна. Причём последнее было особенно актуально в свете того, что б о льшую часть дня я проводил вне дома.

Два дня подряд я, в мужском платье и тёмном парике, следовал за Тьери, разносящим письма. Ну и шустрый же он! А манера вскакивать сзади на едущую попутную карету, если там никого нет на запятках, — это просто ужас! И потому, что выглядит опасным, и потому, что фиг угонишься.

Что меня удивило — Тьери очевидно избегал узких переулков, даже если те позволяли срезать путь, и без конца озирался. Казалось, он чего-то боится.

Где бы его подловить, чтобы поговорить?

Эльма Тьери Эл’Сиран

Погода действительно повернула к осени. Если днём ещё было солнечно и тепло, то к вечеру могли набежать облака и начаться ветер, стихавший только поздно ночью. Я успела забыть о засунутых под крышу бутылках, но те неожиданно напомнили о себе сами.

Вообще, все новости теперь удачно стекались на кухню, где мне были рады. Я никогда не отказывалась, разнося письма, заскочить в лавку с пряностями или на рынок и купить то, что требовалось повару для очередных кулинарных экзерсисов. И обычно притаскивала несчастным сосланным на кухню горничным леденцы на палочке. В ответ меня подкармливали и делились новостями и слухами.