Надежда Кузьмина - Пара не пара - парень не парень

А ещё — хотя это из разряда девичьих мечтаний — вдруг удастся добыть на герцога какой-нибудь компромат? Тётя наверняка сообразит, как применить его с максимально убойной пользой.

Но «побег сиротки в отчаянии» будем скрывать как можно дольше, так что ещё хотя бы пару дней отдохну в горячке.

С конями мы угадали.

Желание посетить завод знаменитых меровенцев его светлость герцог Ульфрик изъявил уже на следующий день. Заявился в сопровождении пары сабельников и невзрачного, похожего на линялую галку секретаря и забарабанил в дверь. Верна, привыкшая к мирному безоблачному быту провинциального городка, открыла — и едва не провалила весь наш план в зародыше.

Потому что я, как раз надевшая принесённую Тодом одежду его племянника и примеривавшаяся к башмакам, столкнулась с герцогом в прихожей нос к носу.

С перепугу и от неожиданности чуть не присела в реверансе и лишь в последний момент спохватилась, что надо кланяться.

Герцог скользнул по мне взглядом и небрежно бросил:

— Кто такой?

Показала из-за спины кулак прикрывшей ладошкой рот Верне и отрапортовала, стараясь сделать голос пониже:

— Тьери меня звать, Тьери Сиран.

— Сиран? И откуда ты такой? И зачем здесь?

— Из деревни Сиран! Я при конезаводе.

— При заводе? Мм-м… Подожди тут, — отдал приказ герцог.

И как ждать, если он сейчас меня навещать пойдёт?

— Понял, слушаюсь! Только на минуту отбегу, — заскребла я по полу ногой. Надеюсь, не придётся объяснять, куда я собралась, сам догадается.

Герцог поморщился. А я поклонилась — и дунула в сторону кухни. Оттуда есть проход в гостиную и жилую часть особняка.

Но, выходит, он меня не узнал?! Пусть в полутёмной прихожей после солнечного утра… но всё равно не узнал! Это крошечная, но первая победа.

Тётя задержала герцога ровно настолько, чтобы я успела натянуть парик и рубаху и прикинуться лежащей на смертном одре тушкой дохлого опоссума с полотенцем на лбу. Дышать я боялась. Сердце колотилось как бешеное… но пронесло. Потоптался, побуравил меня глазами — и вышел вон.

Соорудив на всякий случай под одеялом валик и украсив тот париком, помчалась назад в прихожую. Хорошо или плохо то, что герцог мной заинтересовался? Очевидно, он ждёт, что мальчишка выболтает то, что скрывают хозяева. Ну-ну…

Только леди Анель меня с герцогом не отпустила. Сказала, что тоже собирается на завод и Тьери поедет с ней. А пока закладывают ландо, [2] Ландо — карета, верх которой раскидывается на две части — вперёд и назад. не выпьет ли его светлость бокал вина? Знаменитого чёрного меровенского?

Вино и вправду было дивным и дорогим, с необыкновенно богатым букетом. Поражённая тётиным гостеприимством, я захлопала глазами… и хлопала бы долго, если б не вспомнила, что именно этот, звавшийся гагатовым сорт винограда, из которого изготовлялся тёмный, с рубиновым отсветом напиток, дико привлекает пчёл. Поэтому пасеки никогда не располагали рядом с гагатовыми виноградниками. Зато на подъезде к конезаводу, там, где дорога петляла между клеверными лугами, стояли ряды ульев. Ай да коварная леди Анель!

Гм, а ведь герцог ещё и одет в чёрное. Кто сталкивался с пчёлами, знает, что светлые тона действуют на них успокаивающе, а вот волосы, мех и чёрный цвет эти насекомые не любят. А у лорда Паука и коляска чёрная. И кони вороные. Определённо, ехать с ним вместе чревато.

Горные пчёлы не обманули наших ожиданий. Известно, что стоит ужалить единственной пчеле — и остальные воспринимают укус как сигнал к атаке. А герцог, не понявший, отчего это вокруг него загудел и закружился чёрный смерч, стал ещё и отмахиваться руками. Я даже забеспокоилась — ведь искусают, опухнет, разозлится, тогда всем головы не сносить.

Тётя философски пожала плечами:

— Увы, иногда милая беспомощность не помогает, а только провоцирует. Но нас же невозможно обвинить в том, что мы подговорили пчёл атаковать представителя Короны?

От клеверных полей Длани со свитой удалялись ударным галопом. Впереди, дезертировав перед натиском перепончатокрылых, выпятив зады летели пригнувшиеся к гривам сабельники. Пыль так и стелилась из-под копыт… Следом, подпрыгивая на ухабах, мчалась запряжённая парой вороных чёрная коляска, в которой героический секретарь пытался прикрыть патрона своим телом. Тела не хватало… Кучер без конца оборачивался и погонял коней.

Мы широкой рысью спокойно, чтобы не попасть в полосу поднятой пыли, ехали сзади. Тётя, усмехаясь, обмахивалась букетиком мяты…

Чёлка без конца падала мне на глаза, и вообще от непривычной лёгкости головы с растрёпанными ветром волосами казалось, что и внутри оной гуляет сквозняк.

И мне уже, увы, определённо не было скучно.

Закончилась гонка закономерно — герцогский кортеж пролетел мимо нужного поворота и помчался дальше, к лежавшему за холмом тренировочному кругу. А что? Пусть себе скачут — там и набегаться можно, и удобно развернуться, когда носиться надоест.

А у нас будет достаточно времени, чтобы переговорить с управляющим — господином Арно — и подготовиться к встрече дорогих гостей.

В принципе, на случай, если пчёлам не приглянется герцог или погода будет нелётной, тётя подстраховалась, заранее послав указания относительно нашего визита. Но лучше проследить за всем самим. Надёжнее.

Господин Арно покосился в мою сторону, заморгал, открыл было рот — и тут же захлопнул, встретив твёрдый взгляд леди Анель и вспомнив переданные утром распоряжения. Тётя нежно улыбнулась и громко, на весь двор, произнесла стальным голосом:

— Кому случайно почудится, что они узна ю т кого-то из присутствующих, не стоит этого показывать. Приехавшего со мной мальчика зовут Тьери Сиран, он сирота, работающий у вас на конезаводе помощником тренера.

Господин Арно и конюх, как раз заводивший лоснящегося и сияющего на солнце бодрого Фарша в демонстрационную леваду, дружно закивали. Почему-то с тётей Анель никто никогда не спорил. И я даже знала, почему. Себе дороже. При всей порядочности и справедливости по отношению к работникам, разгильдяйства или предательства тётя бы не простила. Зато и верность награждалась достойно.

Мы уже заждались, когда на повороте дороги показалась коляска. Лошади еле плелись, на удилах висели клочья пены. Вот же! Загоняли бедных. А нечего было руками на пчёл махать — сидели б тихо, может, и обошлось бы.

На лицах сабельников читалось нечто такое-эдакое, что благовоспитанным леди знать не положено. Хорошо, сделаем вид, что не знаем.

Герцог Ульфрик был зол. Очень зол. Это было видно безо всякого лорнета. Крылья носа даже побелели. Костяшки сжатых кулаков тоже. Тем страшнее было то, что он даже не повысил голос, когда скомандовал кучеру: