Кицунэ Миято - Всё было совсем не так

— Придётся одежду покупать, — он как–то обречённо посмотрел на голую левую руку, что сверкала яркой белизной, контрастируя с загорелыми лицом и кистью.

— Сам виноват, что ты вечно выделываешься? — я посмотрел на угрюмого друга. — Эй, что с тобой происходит? Что с тобой, Сора?

— Я просто думал… — он закусил губу, уйдя на пару мгновений в себя. А потом выпалил. — Как тебе это удаётся, Наруто? Не обращать внимания на свою… особенность. Быстро заводить друзей?

Он густо покраснел.

— Я хочу быть похожим на тебя. Но как вспомню, как ко мне относились, хочется рвать и метать, говорить гадости… Я не могу доверять так, как ты. И я боюсь того, что будет в храме Воды. И…

— Ты слишком переживаешь о том, что будет, и о том, что было, — перебил его я. — Успевай жить настоящим, иначе вся жизнь пройдёт зря. Выбери свой путь и иди, никуда не сворачивая.

Я встал, помогая Соре подняться.

— Пошли, трусишка, я отведу тебя в гостиницу.

— Я не трусишка! — возмутился он, крепко сжимая моё плечо. И пробурчал. — Я просто не люблю монахов.

— Ну, тогда это всё меняет, — засмеялся я, поглядывая на насупившееся лицо. — Эй, всё будет хорошо. Я чувствую.

Мы молча шли до Кайкё, на окраине которого мы нашли недорогую, но вполне комфортабельную гостиницу. Выбор на «Тётушку Вон» выпал ещё и потому, что в этом же квартале располагалась баня, а сама «тётушка» оказалась вполне себе симпатичной брюнеткой средних лет.

Я шёл и размышлял о словах Соры. Доверие… Начиная со второй своей жизни, я притворяюсь, играю свою роль, учу всех жизни, узнаю чужие тайны и страхи, когда как о моих секретах и моих мыслях знаю только я, и даже мой лучший друг, человек, с которым я прожил всё детство бок о бок, не подозревает, какой я на самом деле… Но, насколько я понял за все прожитые жизни, людям интересны лишь они сами, имеет ли смысл делиться своими проблемами, если это никому не интересно, а мне ещё и может навредить? Возможно, я и сам не знаю, какой я, настоящий Наруто. Я просто живу, радуясь каждому новому дню. Особенно, если он действительно новый. И верю, надеюсь, что когда–нибудь это прекратится, но, в то же время, боюсь, что эта жизнь может оказаться последней. Парадокс.

«Пропуском» в храм Воды оказались два свитка, распечатать их можно было только на острове Таро, на который мы всё–таки добрались к концу июня. Нас довезли до острова на лодке местные рыбаки и высадили на скалистом берегу.

— Нам туда, — Извращенец кивнул на еле заметную тропинку, уходящую вглубь джунглей.

Тропка медленно шла в гору, и через час пешего шага мы дошли до большой круглой поляны в центре острова.

— Где–то тут, — Джирайя поковырял ногой мох и обнажил каменную кладку.

— Больше похоже на руины, чем на храм, — заметил Сора, потрогав какой–то камень, заросший лианами.

— Да, Извращенец, похоже, нас крупно на… обманули, — добавил я.

Джирайя только хмыкнул и достал выданные свитки. Он открыл их и сложил крест–накрест. Свитки засветились, и в центре начала образовываться печать. Мне это напомнило экзамен на чуунина, мы тогда также Ируку–сенсея «призвали».

— Откройся! — скомандовал Джирайя, прижав ладонь к образовавшейся печати.

Это было невероятно, но под нашими ногами земля, а точнее, камень, загудел, засветилась вязь печати, которая расползлась от свитков по окружности на десять метров, и открылся круглый вход с уходящими вниз лестницами.

— А храм–то что, подземный? — задал вопрос Сора, который, как и я, смотрел на это действо, приоткрыв рот.

— Похоже на то, — согласился я. Джирайя уже недовольно стоял у входа и махал нам.

— Эй, засранцы, долго ещё вас ждать?

— Кажется, он нам это вечно помнить будет, — проворчал Сора и поспешил к Извращенцу.

В храм мы спускались долго, перед нами зажигались светло–зелёные и голубые огоньки на стенах, слегка рассеивая мрак, и, когда мы проходили, гасли за спиной. Было влажно и прохладно. Далеко внизу слышалось журчание воды. Пахло мокрой землёй. Всё это навевало какие–то потусторонние мысли. Сора пыхтел за мной и, кажется, старался быть поближе, постоянно касаясь плечом.

— Давай просто за руки возьмёмся, — ехидно предложил я. И даже был удивлён, когда мой друг действительно взял меня за руку. Но промолчал, чувствуя его напряжение и общую взвинченность.

— Приветствую путников в Храме Воды, — мягкий вкрадчивый голос, нарушивший тишину, принадлежал красноволосому мужчине лет тридцати на вид. Один его глаз был прикрыт, и на веке, от брови до скулы, красовалась чёрная печать. — Я настоятель Коухаку.

— Мы прибыли из Храма Огня, — кивнул на приветствие Джирайя, доставая свиток, — с посланием от настоятеля Чирику.

Настоятель развернул свиток, пробежался по нему открытым глазом и хмыкнул, покачав головой.

— Как топорно…

Он дотронулся до живота Соры.

— Сконцентрируй чакру, — приказал он, хотя его голос и был мягок, но казалось, что под этой мягкой периной острые твёрдые камни. Сора, сглотнув, повиновался. С руки Коухаку слетела зелёная печать, которая замерцала на животе моего друга, побагровев. Сора дёрнулся и вскрикнул.

— Я так и думал, отвратительная работа, — скривился настоятель. — Снимается простой печатью пяти стихий. Парень сделан как оружие одноразового использования, — вынес свой вердикт он. — И что за недоумок сотворил с ним такое? — пробурчал Коухаку про себя, снова уткнувшись в свиток.

— Фуку Казума … Хм, никогда не слышал.

— Ч‑что? Вы с-сказали Казума… Ф-фуку? — переспросил, слегка заикаясь, побледневший Сора. — Н-но, это мой отец… Этого не может быть… Это…

Он рухнул на колени, прижав свою забинтованную руку к груди.

— Мой отец… Я думал… а он… я не могу поверить… Я любил его, а он пожертвовал мной, сделал меня этим… — шептал он, вытаращив остекленевшие глаза. — Мне говорили, что он предатель, а я не верил… Я верил в него… Я…

— Сора, Сора, успокойся! — встряхнул его я, вытаскивая из шока.

Я поднял голову и посмотрел на настоятеля.

— Скажите, Коухаку–сан, Вы можете помочь Соре? Распечатайте его, избавьте от этого! Он уже достаточно страдал.

— Сожалею, малыш, но если распечатать запечатанное в нём, то эта сила должна куда деться, она может просто разнести весь остров и наш храм. Я не могу так рисковать. К тому же, неизвестно, выживет ли твой друг после этого, даже в режиме щадящего высвобождения, — покачал головой настоятель.

— Я заберу её! — запальчиво сказал я. — Я заберу её себе, храм не пострадает, сделайте это! Я готов.

— Ты не сможешь ничего забрать, — сказал настоятель, недовольно нахмурившись, — для этого надо быть…

— Джинчуурики девятихвостого? — перебил его я, концентрируя чакру и поднимая футболку, демонстрируя свою печать на животе.