Александра Черчень - Дорога домой

— Вот именно! — поддакнула я. — Так что выкладывай давай, что еще за подставу ты нам уготовил?

— Ничего я не готовил, — кажется, и вовсе обиделся рыжий.

— Ага, еще скажи, что ты тут вовсе ни при чем. И что все наше сегодняшнее невезение — чистой воды совпадение.

— Нууу. Я это не специально, — опустив глазки в пол, все же признался паренек.

— Значит, это все-таки ты! — поймала его на слове мелкая.

— Нет. То есть не совсем. Не я это!

— Смотрите-ка, врем и не краснеем! — вдруг раздалось с подоконника, и, обернувшись на звук, мы узрели призрака бабули, с трудом выкарабкивающегося из цветочного горшка.

Вот и в нашем полку прибыло. Теперь-то рыжий засранец точно не уйдет от ответа.

— С возвращением, бабушка! — радостно воскликнула Стасечка. — А нас тут обижают! — тут же сдала парнишку мелкая. — То есть за нос водят. Пытаются, — поправилась она.

— Это вот этот, что ли, опечатанный? — Бабуля невежливо ткнула пальцем в гремлина.

— Какой-какой? — не поняла я.

— Опечатанный. В смысле, печать на нем.

— Какая такая печать? — всерьез заинтересовалась Стаська. Херувимчик же сделался тише воды ниже травы и, кажется, вовсе был бы счастлив сейчас слиться с интерьером.

— Невезения, — с потрохами выдала нашего работничка графиня. — Уж не знаю, кто на него наложил эту пакость, но сильна-а. И что самое противное — распространяется на тех, кто рядом. Так что на вашем месте я бы от этого счастья избавилась. И чем быстрее, тем лучше.

Мы с сестричкой синхронно уставились на «счастье». И взгляды наши не сулили ему ничего хорошего.

— Сам расскажешь? Или прибегнем к пыткам? — Взгляд Стаськи из испытующего превратился в поистине плотоядный.

— А чего тут рассказывать-то? — шмыгнул носом парень.

Ну, начинается. Сопли, слезы и все в таком духе. Что за мужики нынче пошли?

— Для начала, кто и за что на тебя эту гадость наложил? И как нам теперь от нее избавиться?

— Да разве ж я знаю? Знал бы, давно бы снял.

— Ага, как же! — со знанием дела вставила бабуля. — Снять печать может лишь тот, кто ее повесил. Ну, или безвременная кончина оного.

Мы со Стаськой вновь вопросительно уставились на Хевирима.

— Это все… Это лорд Натур, — нехотя признался мальчишка.

Вот так да. И тут наш Баклажанчик отметиться успел. Понятно теперь, чего Херувимчик так от него шарахнулся при встрече. И, кстати, я вот совершенно не против безвременной кончины нашего общего знакомого. Всем бы на пользу пошло. Ну, кроме самого Синдара, разумеется.

— Чем же ты ему так не угодил? — воскликнула мелкая.

— Ну я… то есть он…

Гремлин отчего-то побледнел, потом покраснел, а потом и вовсе поежился, явно борясь с неприятными воспоминаниями.

— Ну не томи, — не выдержала я и сделала самое идиотское предположение из возможных: — Ну не домогался же он тебя?

— Откуда вы знаете? — испуганно вскинулся гремлин и вновь густо покраснел.

Кажись, попала в точку…

— Эээ… нууу. Видно, наш голубой друг и впрямь того… голубой!

— Как знать, как знать… — загадочно прокряхтела старушка, но ее выпад остался без внимания, ибо волновало нас совсем иное.

— И что нам теперь с тобой делать, а, жертва противоестественных домогательств?

Гремлин постоял, почесал в затылке, а потом выдал:

— Понять… И простить! — И улыбнулся лучезарно. Правда, наши со Стаськой выражения лиц не были столь счастливыми, а потому малорослик вновь уткнулся взглядом в пол и жалобно проблеял: — Только с работы не гоните… Мне идти больше некуда. Да и сид теперь точно в покое не оставит.

Ох, вот ведь взялся на нашу голову. Теперь от синюшного лорда всем скопом спасаться будем.

— Ладно, работай. До утра! — милостиво разрешила я. — А дальше решим, что с тобой делать. Теперь дуй в свою комнату, нам посовещаться надо.

Повторять дважды не пришлось. Гремлин живенько вымелся из наших апартаментов. Нам же предстояло держать очередной военный совет.

— Ну, и чего делать будем? — спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Да гнать его взашей! — высказалась графиня.

Так, один голос принят. Я перевела вопросительный взгляд на Стаську.

— Жалко как-то Херувимчика, — проныла мелочь и поджала колени к подбородку.

Поразила она меня, можно сказать, до глубины души. Чтоб Стаське да жалко? Какая муха ее укусила?

Что же до меня, то здравый разум был полностью солидарен с мнением бабули-призрака, но какая-то другая часть меня, совершенно не поддающаяся описанию и определению, тоже испытывала мучительную жалость к бедному невезучему пареньку. И внутренний голос так и нашептывал, что мы в ответе за тех, кого приручили. И кого наняли, надо полагать, тоже.

— А что, неужели самим никак не снять? — лелея в душе слабую надежду, обратилась к самой знающей и опытной из нас, то бишь к бабуле.

— Ты у меня спрашиваешь? — искренне поразилась графиня. — Откуда мне знать-то? Я в этом мире всего три года пребываю, да и то дальше фениксова гнезда еще никуда не выбиралась.

— Рады, что устроили вам экскурсию, — прокомментировала сей момент сестричка, я же вернулась к изначальной теме разговора.

— Но про печать вы откуда знаете?

— Про печать я знаю только потому, что папуля твоего петушка, — это она, видимо, про феникса, — как-то при мне ее накладывал. Правда, направлена она была не на невезение, а на молчание. Но сути это не меняет. В общем, все, что мне известно, я вам изложила, остальные подробности у птенчика своего выведывай, — покосилась на Фауста бабушка, а потом, с секунду поразмыслив, добавила: — Кстати, я слышала, что жаркое из фениксов крайне редкий и дорогостоящий деликатес в этом мире. Пользуйтесь моментом.

Фауст мгновенно смекнул, что обсуждают его. Встрепенулся, нахохлился и с опаской покосился на призрака. Неужели понял, о чем она толкует?

— А что, я бы попробовала, — злорадно отозвалась сестричка.

— Стася! — шикнула на нее я и покрепче прижала к груди своего птенчика. Ага, я не для того за ним под стрелы бросалась, чтобы пустить потом на жаркое.

— А что? — ничуть не устыдилась младшенькая. — У него все равно еще одна жизнь в запасе. Зато ты потом сможешь похвастаться, что пробовала ножки феникса. Это тебе не фуа-гра какая-нибудь задрипанная.

Бабуля была всецело согласна с мелкой. И если выставить сестру за дверь я не могла, ибо проблем потом не оберешься, то как справиться с вредным духом, придумала в мгновение.

Спихнула недовольного феникса на кровать, а сама подошла к окну и, распахнув створку, швырнула горшок на улицу — вспомнила, что призрак может оживать только в помещении. Духа мгновенно утянуло вслед за горшком, а спустя секунду с улицы раздалась отборная брань. Высунув нос наружу, я узрела здоровенного широкоплечего детину, что снимал с головы несчастный ломаный-переломаный фикус.