Александр Зорич - Люби и властвуй

Норгван, аррум Опоры Единства и капитан «Сумеречного Призрака», был не более чем аррумом и многого противопоставить мощи пар-арценца Опоры Писаний не мог. Поэтому, когда только Дотанагела ступил на палубу его корабля, он, как и положено истинной крысе-людоеду с кровью змеи и сердцем спрута, поспешил укрыться от недремлющего ока Дотана-гелы во чреве кормовой надстройки.

Засим Норгван изволил наблюдать за своими обреченными людьми сквозь однопрозрачное оконце из того измененного стекла, из какого были сотворены двери в туннелях Свода Равновесия. Наблюдать ― и неспешно, с расстановкой подготавливать к схватке свой боевой бич и «крылатую иглу». Когда он увидел, что Дотанагела несколько увлекся собственным мнимым всемогуществом и колеблющийся столб воздуха над его головой едва заметно темнеет, выдавая слабость пар-арценца, Норгван покинул свое убежище. Даже крыса-людоед не столь глупа, чтобы, сложив лапы, спокойно дожидаться прихода крысоловов в собственной норе.

Дотанагела изумленно поглядел на свое плечо. Там, шипя и дымясь, торчала игла с хвостом из разноцветных лоскутков. Эгин, все еще сидевший в глупой позе на палубе, первым заметил Норгвана.

– Вон он! ― крикнул он, указывая в направлении кормовой надстройки.

Там свистал боевой многозвенчатый бич. Горло одного из «лососей» с «Зерцала Огня» вмиг было оплетено звенящей сталью. От сильного рывка воин упал на колени, и меч Норгвана положил конец его страданиям. Обрубленная голова была отброшена носком его сандалии прочь, бич освобожден, а сам Норгван, облаченный в позлащенные доспехи во вкусе ре-тарских стердогастов, шагнул навстречу Дотанагеле.

Пар-арценц был багров и страшен. Он несколько раз пытался вырвать из плеча «крылатую иглу», но она, распустив в его плоти жестокие крючки, не выходила. Дотанагела упал на колени. Знахарь был далеко и не видел происходящего. Самеллан, чья секира то и дело взлетала над головами в свалке по противоположному борту, ничем помочь не мог. И Эган, и Иланаф могли противопоставить чересчур подвижному для неодухотворенного предмета бичу в руках Норгвана лишь свои обычные мечи, придуманные для честных воинов, а не для Хуммеровых наперсников.

Норгван был уже в каких-то двадцати шагах. Он понимал, что не сможет одолеть всех и вся на этом проклятом «Зерцале Огня». Но он знал, что предателю пар-арценцу не жить. Равно как и тем двум молокососам из банды изменников, которые завороженно наблюдают за его приближением. И Норгван был горд своей службой князю и истине.

Но не только Эгин и Иланаф видели его. Был еще один человек на боевой башенке «Зерцала» с неприятным, словно траченным огненной молью лицом, который понял все. И «молния Аюта» по правому борту, довернутая на «крапчатого спрута» и ноль, смиренно дожидалась своего часа. С исчислителем не было Са-меллана, а без его слов и магических игл ядро «молнии» означало не более, чем просто кусок железа. Впрочем, с сорока шагов и этого было достаточно. Норгван сделал еще один шаг. Исчислитель затаил дыхание.

– Пали!

– Где, раздери меня Шилол, этот проклятый Норгван? ― это был Самеллан, его руки были запятнаны кровью до локтей, двусторонняясекира жестоко иззубрена.

Все закончилось только что. Пленных не было. Палуба и трюмы «Сумеречного Призрака» были усеяны телами погибших. Среди них было и двадцать девять воинов с «Зерцала Огня».

Над потерявшим сознание Дотанагелой склонился Знахарь. Эгин, тяжело опершись на древко трофейной алебарды, ошалело таращился на все еще теплые золотистые обломки панциря Норгвана.

– Норгван? ― спросил он, подымая взгляд на свирепого сокрушителя офицеров Опоры Единства. ― Вот ваш Норгван, досточтимый гиазир Самеллан.

Эгин поддел носком ближайший искореженный обломок панциря. Снизу он был заляпан какими-то нелицеприятными кровавыми сгустками, но едва ли был сейчас на палубе «Сумеречного Призрака» человек, способный изобразить что-либо, напоминающее брезгливую гримасу.

Самеллан несколько мгновений молчал. Потом тяжело вздохнул.

– Я хотел взять этого подонка живым, ― сказал он упавшим голосом. ― Оторву голову исчислителю.

Знахарь поднялся с корточек, сжимая в руке зловеще почерневшую «крылатую иглу», которую он наконец-то смог извлечь из плеча Дотанагелы.

– Если бы не исчислитель, милостивый гиазир Самеллан, ― сказал Знахарь, сверля капитана пристальным взглядом, ― пар-арценц был бы сейчас мертв. И вместе с ним было бы мертво все наше дело. Так что потрудитесь оставить свою мстительность при себе. Она вам еще пригодится в будущем. А исчислителя я бы рекомендовал представить к нагрудному отличительному знаку. Вот только непонятно к какому. Явно не к варанскому, ― закончил Знахарь уже в своей привычной шутливой манере.

Потом они долго собирали оружие, считали павших и под предводительством Иланафа рылись в трюмах на предмет чего-нибудь интересного. Интересного не сыскалось. Бич Норгвана долго разглядывал Знахарь, а потом, пробормотав какое-то проклятие, вышвырнул прочь в волны моря Фахо. «Дрянь, ― прокомментировал он свое действие, ― лучше с ним не возиться. Удавит». Потом матросы расчехляли паруса, убирали щиты и вообще переводили «Зерцало Огня» в обычное походное положение.

Подожженный на прощание собственными снарядами «Сумеречный Призрак» растворялся за кормой в роении искр и хлопьев сажи. Ему было суждено стать погребальным костром для двухсот сорока трех варан-цев, долгие годы составлявших заслуженную гордость «Голубого Лосося» и Свода Равновесия. Война началась, и первое сражение в ней было выиграно мятежным пар-арценцем Дотанагелой.

Сам пар-арценц, синюшный, как умертвие, лежал сейчас на жесткой койке (так приказал Знахарь) и бредил под бдительным надзором Вербелины исс Аран. «Она, похоже, действительно влюблена в это исчадие Хуммера, ― подумал Эгин, заглядывая на секунду в их каюту. ― Впрочем, я бы, пожалуй, тоже любил человека, который вытащил бы меня из того псового вертепа, который творился в ее имении».

Этан, который после сражения был полностью предоставлен сам себе, пошел на корму. По дороге он встретил иечислителя, который с какой-то дурацкой полуулыбкой на изможденном лице плелся вдоль борта, то и дело сплевывая коричневые сгустки слюны. Эгина он совершенно проигнорировал.

– Милостивый гиазир! ― тронул его за локоть Эгин. Тот остановился, обратил к Эгину пустой взор и пробормотал:

– А-а, вчерашний рах-саванн…

– И сегодняшний тоже! ― задиристо заметил Эгин. Выходило довольно глупо. Он хотел от всего сердца поблагодарить исчислителя за его отличную службу, которая в конечном итоге спасла жизнь не только До-танагеле, но и ему, Эгину, хотел извиниться за вчерашнее недоразумение на палубе, хотел… А вместо всего этого прекраснодушия он стоит перед живым трупом, который обожрался запрещенной «смолки», или «корки», или, Шилол поймешь, как эта дрянь у них называется, и с трудом видит своего собеседника сквозь какое-нибудь блаженное радужноцветное марево.