Дэвид Геммел - Друсс-Легенда. Легенда. Легенда о Побратиме Смерти

— Не делай этого, — сказал Антахейм.

— Почему?

Высокий воин присел рядом с Реком.

— Мыльная пена поплывет по ручью — к чему нам себя обнаруживать?

Рек признал свою оплошность и извинился.

— Нет нужды. Это ты извини, что я тебе помешал. Видишь вон то растение у обросшего лишайником камня? — Рек посмотрел и кивнул. — Это лимонная мята. Окати себя водой, а потом разомни листья мяты и потри ими тело. Они освежают и придают приятный аромат.

— Спасибо. А Сербитар все еще странствует?

— Не должен бы. Япоищу его. — Антахейм ненадолго закрыл глаза — а когда он открыл их опять, Рек увидел в них панику. Все Тридцать вскочили из-под одеял и вслед за Антахеймом кинулись к Сербитару.

Рек бросил рубашку и мыло и присоединился к ним. Винтар склонился над Сербитаром и закрыл глаза, охватив руками худое лицо альбиноса. Это продолжалось долго. Пот выступил на лбу Винтара, и он начал раскачиваться. Он поднял руку — и Менахем, поспешно подойдя к нему, приоткрыл Сербитару веко. Радужка была красна, как кровь.

Вирэ встала на колени рядом с Реком.

— У него ведь зеленые глаза. Что случилось?

— Не знаю.

Антахейм бросился в лес и вернулся с охапкой листьев, похожих на виноградные. Свалив их на землю, он набрал хвороста и сложил костерок. Над огнем он пристроил треножник из веток, повесил на него котелок с водой и стал бросать туда листья, растирая их в ладонях. Вскоре вода закипела, и поплыл сладостный аромат. Антахейм снял котелок с огня, добавил холодной воды из фляги, перелил зеленый отвар в кожаную манерку и передал ее Менахему. Сербитару открыли рот и начали вливать туда отвар — Винтар тем временем зажал альбиносу ноздри. Сербитар поперхнулся, глотнул, и Винтар разжал пальцы. Менахем опустил голову Сербитара на траву, и Антахейм быстро загасил костер. Дыма не было.

— Что происходит? — спросил Рек у Винтара.

— Поговорим после. Теперь мне надо отдохнуть. — Он добрел до своих одеял и лег, тут же провалившись в глубокий, без сновидений, сон.

— Я чувствую себя, словно одноногий среди бегунов, — сказал Рек.

Подошел Менахем — его смуглое лицо посерело, и он понемножку пил воду из кожаной фляги. Он лег на бок, вытянув на траве свои длинные ноги и опершись на локоть.

— Я не хотел подслушивать, — сказал он, — но все-таки слышал тебя. Ты должен простить Винтара: он старше нас всех, и охота исчерпала все его силы.

— Охота? Какая охота? — спросила Вирэ.

— Мы искали Сербитара. Он ушел далеко, заблудился и не смог вернуться — пришлось разыскивать его. Винтар верно догадался, что Сербитар блуждает в туманах.

— Ты прости, Менахем, — сказал Рек. — Я вижу, как ты измучен, но вспомни, что мы ничегошеньки в этом не понимаем. В туманах? Какого дьявола это значит?

— Как можно объяснить краски слепому? — вздохнул Менахем.

— Как? Можно сказать, что красный цвет — как шелк, синий — как холодная вода, а желтый — как солнце на лице.

— Прости меня, Рек. Я устал. Я не хотел быть грубым. Я не могу объяснить тебе туманы так, как я понимаю их. Но постараюсь, чтобы и ты что-то понял. Будущих много, но прошлое только одно. Когда мы покидаем тело, мы странствуем — вот как теперь, преодолевая огромные расстояния, но обратный путь остается неизменным, ибо он запечатлен в нашей памяти. Понимаешь?

— Пока да. А ты, Вирэ?

— Я не дурочка, Рек.

— Виноват. Продолжай, Менахем.

— Теперь постарайся понять, что есть и другие дороги. Они ведут не только, скажем, из Дренана в Дельнох, но из сегодняшнего дня в завтрашний. Завтрашний день еще не настал, и виды на то, каким он будет, безграничны. Каждый из нас принимает решения, которые могут повлиять на него. Но вот, положим, мы все же отправимся в завтрашний день. Тогда перед нами предстанет целая путаница дорог, тонких, как паутина, и все время меняющихся. В одном из будущих Дрос-Дельнох пал, в другом был спасен — или вот-вот падет, или может быть спасен. Вот тебе уже четыре дороги. Которая из них верна? И если мы избираем одну из дорог, как нам вернуться в сегодняшний день, который с того места, где мы стоим, представляется путаницей бесчисленных вчера? В который из дней возвращаться? Сербитар ушел гораздо дальше завтрашнего дня — и пока Винтар искал его, мы держали для них тропу.

— Мне трудно понять твое сравнение, — сказал Рек. — Это не то, что объяснять краски слепому, — скорее похоже на обучение каменного идола стрельбе из лука. У меня это в голове не укладывается. Но теперь-то Сербитару ничего не грозит?

— Мы не знаем пока. Но если он выживет, то сможет сообщить нам необычайно ценные сведения.

— А что у него с глазами? Почему они изменили цвет? — спросила Вирэ.

— Сербитар — альбинос, настоящий альбинос. Нужны целебные травы, чтобы поддержать его. Он поступил опрометчиво, уйдя так далеко. Но сердце его бьется ровно, и теперь он отдыхает.

— Значит, он не умрет? — сказал Рек.

— Нельзя сказать наверное. Дорога, по которой он шел, опасна для разума. Быть может, он уйдет на Зов, порой такое случается со Странниками. Они уходят так далеко от самих себя, что их уносит, как дым. Если дух Сербитара сломлен, он уйдет из тела и вернется в туман.

— И вы ничего не можете с этим поделать?

— Мы сделали все, что могли. Мы не в силах держать его вечно.

— Когда же мы узнаем?

— Когда он очнется — если очнется.

Утро было на исходе, а Сербитар по-прежнему лежал без движения. Тридцать не вступали в разговоры, а Вирэ ушла вверх по ручью, чтобы выкупаться. Рек, соскучившись и устав, вынул из сумки письма. Объемистый свиток, запечатанный красным воском, был адресован князю Дельнару. Рек сломал печать и развернул пергамент. Написанное изящным почерком письмо гласило:

Мой друг!

В то время, когда вы читаете эти строки, надиры, по нашим сведениям, должны уже напасть на вас. Мы неоднократно предлагали им заключить мир — мы готовы были отдать взамен все, кроме нашей свободы. Но Ульрик отказался — он желает заполучить под свою руку всю землю от северного моря до южного.

Я знаю, что Дрос удержать невозможно, и отменяю свой приказ стоять до последнего. К чему вести безнадежную, бесплодную битву?

Нет нужды говорить, что Хитроплет со мной не согласен и заявляет, что уведет свою армию в холмы и будет совершать набеги на надиров, если или позволят пройти на Сентранскую равнину.

Вы старый солдат — вам и решать.

Если пожелаете сдаться, валите всю вину на меня. Вина и правда моя — ведь это я довел дренаев до нынешнего плачевного состояния.

Не судите меня строго. Я всегда старался действовать на благо моего народа.

Но быть может, годы обошлись со мной более сурово, чем я полагал, ибо с Ульриком мне недостало мудрости.