Дэвид Геммел - Друсс-Легенда. Легенда. Легенда о Побратиме Смерти

— Мы не трусы! — крикнул воин, покраснев, а остальные сердито зароптали. — Но какой нам смысл умирать здесь?

— Акакой смысл вообще умирать? — ответил Кзун. — Двести человек ждут в святилище, готовясь защищать кости Ошикая. Среди них и ваши братья. Думаете, они побегут?

— Чего ты от нас хочешь? — спросил другой воин.

— Ничего! — вспылил Кзун. — Я знаю одно: я останусь здесь и буду драться.

Седой позвал своих товарищей — они ушли на ту сторону пруда, сели в кружок и стали совещаться. Кзун не смотрел на них. Слева от него послышался тихий стон — раненый воин Острого Рога сидел там, привалившись к красному камню, зажимая окровавленными руками рану в животе. Кзун набрал воды в уланский шлем и дал попить умирающему. Тот выпил два глотка, закашлялся и закричал от боли. Кзун сел рядом с ним.

— Ты хорошо сражался. — Этот юноша бросился на улана и стащил его с коня, но улан ударил его в живот кинжалом. Кзун, поспешив на подмогу, убил улана.

Солнце поднялось над красными скалами, осветив лицо юноши, и Кзун увидел, что ему не больше пятнадцати лет.

— Я потерял свой меч, — сказал раненый. — А теперь я умираю.

— Ты умираешь не напрасно. Ты защищал свою землю, и Боги Камня и Воды встретят тебя с радостью.

— Мы не трусы. Просто мы всю жизнь… бегали от гайинов.

— Я знаю.

— Я боюсь Пустоты. Если я подожду… ты пойдешь со мной туда, во тьму?

Кзун содрогнулся.

— Я уже побывал во тьме, мальчик, и знаю, что такое страх. Жди меня. Я пойду с тобой.

Юноша устало улыбнулся, его голова запрокинулась назад. Кзун закрыл ему глаза и встал. Он прошел вокруг пруда к месту, где все еще спорили воины, растолкал их и встал в середине круга.

— Время сражаться, — сказал он, — и время бежать. Вспомните свою жизнь. Разве вы мало набегались? И куда вам идти? Где вы думаете укрыться от улан? Защитники святилища станут бессмертными. Далеко же вам придется бежать, чтобы не слышать песен, которые о них споют! Враг способен сражаться, лишь пока у него есть вода. Это единственный глубокий водоем во всей округе. Чем дольше мы не пускаем готиров к воде, тем ближе наши братья к победе. В песню о великом сражении войдут и наши имена. У меня нет друзей, нет побратимов. Моя юность погибла в готирских рудниках — я работал там во тьме, и язвы покрывали мое тело. У меня нет жены, нет сыновей. Кзун ничего не оставит грядущему. Когда я умру — кто оплачет меня? Никто. Моя кровь не течет ни в одном живом существе. Готиры заковали мой дух в цепи, и когда я убил стражников и бежал, мой дух остался там, во тьме. Наверное, он до сих пор живет там, прячется в черных переходах. Я не чувствую себя частью чего-то целого, как должен чувствовать каждый человек. У меня осталось одно: желание видеть надиров — мой народ — гордыми и свободными. Я не должен был называть вас трусами — вы все храбрые люди. Но гайины сковали и ваши души. Мы родились, чтобы бояться готиров, бегать от них, гнуть перед ними голову. Они хозяева мира, а мы черви, ползающие по степи. Так вот, Кзун больше в это не верит. Кзун — человек погибший, отчаянный, Кзуну нечего терять. Ваш раненый товарищ умер. Он спрашивал меня, пойду ли я с ним во тьму, и сказал, что его дух дождется моего. Тогда я понял, что умру здесь. И я готов. Может, мой дух наконец вернется ко мне? Я встречу мальчика на темной дороге, и мы вместе уйдем в Пустоту. Тот из вас, кто не готов сделать то же самое, пусть уходит. Я не стану провожать его проклятиями. Кзун останется здесь, здесь он и падет. Вот все, что я хотел вам сказать.

Он ушел и поднялся на скалы, выходящие в степь. Повозки уже догорели, но дым еще поднимался от них. На мертвых телах уже расселись стервятники. Кзун присел на корточки в тени. Руки у него дрожали, страх обжигал горло желчью.

Его ожидала вечная тьма, и Кзун не мог представить себе большего ужаса. Он посмотрел на чистое голубое небо. Он сказал правду: когда он умрет, ни одно живое существо в этой степи не станет плакать о нем. Вся его жизнь заключается в этом израненном теле с лысой головой и гнилыми зубами. В рудниках не знали такой роскоши, как дружба. Каждый там боролся в одиночку. И даже на свободе темные годы продолжали преследовать Кзуна. Он не мог больше спать в юрте с другими людьми — он нуждался в свежем воздухе и восхитительном чувстве одиночества. Была одна женщина, которую он желал, но он молчал об этом. А ведь он тогда уже был воином, имел много лошадей и мог к ней посвататься. Но он не сделал этого и с бессильным отчаянием смотрел, как она выходит за другого.

Чья-то рука легла ему на плечо, и седой воин присел с ним рядом.

— Ты говорил, что у тебя нет побратимов. Теперь есть. Мы останемся с тобой, Кзун из Одиноких Волков, и пойдем с тобой по темной дороге!

Впервые с тех пор, как его забрали в рудники, Кзун ощутил на щеках горячую влагу слез. Он склонил голову и заплакал, не стыдясь.

Гарган Ларнесский остановил своего крупного серого жеребца и перегнулся через высокую луку седла. Впереди виднелось святилище Ошикая. Позади выстроилось его войско. Восемьсот пехотинцев по четыре в ряд, двести лучников по флангам, а по обе стороны от них четырьмя колоннами по двести пятьдесят человек королевские уланы. Гарган оглядел белые стены святилища, заметил трещину в одной из них. Заслонив глаза, он всматривался в защитников, ища среди них злобную рожу Окай, но на таком расстоянии все они сливались в сплошное пятно.

Гарган то сжимал, то разжимал пальцы на седле, так что костяшки побелели под загорелой кожей.

— Ты будешь мой, Окай, — шептал он. — Я протащу тебя через десять тысяч мук, прежде чем ты умрешь.

Гарган поднял руку, подзывая герольда, и юноша подъехал к нему.

— Ты знаешь, что им сказать. Отправляйся! И постарайся держаться за пределами выстрела. Эти дикари не имеют понятия о чести.

Солдат козырнул и вскачь пустил вороного к святилищу, подняв облако красной пыли. Конь взвился на дыбы, и звонкий голос герольда возвестил:

— Слушайте все! Господин Гарган, наделенный полномочиями Бога-Короля, прибыл в святилище Ошикая, Гонителя Демонов. Ворота надлежит открыть в течение часа, а предателя Окай, ныне известного как Талисман, передать в руки господина Гаргана. Если это будет исполнено, то тем, кто находится в святилище, не причинят никакого вреда. — Герольд умолк, дав слушателям время проникнуться его словами, и продолжил: — Если же приказание исполнено не будет, господин Гарган сочтет изменниками всех, кто пребывает внутри. Его войско окружит вас и возьмет живыми. Каждому отрубят руки и выколют глаза, а затем повесят. Вы отправитесь в Пустоту слепыми калеками. Так сказал господин Гарган. Он дает вам один час.

Молодой улан повернул коня и вернулся в строй.