Дэвид Геммел - Друсс-Легенда. Легенда. Легенда о Побратиме Смерти

И Груссин, не оглядываясь, повел разбойников обратно в лес.

— Просто не верится, — сказал Рек. — Это настоящее чудо.

— Давай-ка закончим свой завтрак, — предложила Вирэ. — Я заварю чай.

В хижине Река затрясло. Он сел, уронив меч на пол.

— Что с тобой? — спросила Вирэ.

— Замерз, — ответил он, стуча зубами. Опустившись на колени, она стала растирать ему руки.

— Чай тебе поможет. Сахар есть?

— Есть — в котомке, завернут в красную бумагу. Хореб знает, какой я сластена. Обычно я не так чувствителен к холоду — ты уж прости!

— Ничего. Отец говорит, что сладкий чай хорошо помогает против… холода.

— Понять не могу, как они нас нашли? Снег должен был завалить все следы. Странное дело.

— Не знаю. На, держи.

Он пригубил чай, держа свою обшитую кожей манерку обеими руками. Горячий напиток плеснул ему на пальцы. Вирэ собрала вещи, выгребла золу из очага и сложила дрова для новых путников.

Горячий сладкий чай успокоил Река.

— Что ты делаёшь в Дрос-Дельнохе? — спросил он.

— Я дочь князя Дельнара. Я там живу.

— Он услал тебя из-за войны?

— Нет. Я отвезла письмо Абалаину, а теперь должна доставить еще одно. Сделаю это и вернусь домой. Тебе полегчало?

— Да. Намного. — Рек, помявшись, посмотрел ей в глаза. — Меня трясло не только от холода.

— Я знаю, но это не важно. После боя всех бьет дрожь. Главное — как человек ведет себя в бою. Отец мне рассказывал, что после Скельнского перевала его месяц мучили кошмары.

— Тебя вот не трясет.

— Это потому, что я все время чем-то занимаюсь. Хочешь еще чаю?

— Да. Спасибо. Я уж думал, нам конец. И мне вдруг стало все равно — восхитительное чувство. — Он хотел сказать, как хорошо ему было стоять рядом с ней, — и не смог. Ему хотелось подойти и обнять ее — но он знал, что не сделает этого. Он только смотрел, как она наливает ему чай и размешивает сахар.

— Где ты служил? — спросила Вирэ, чувствуя на себе его взгляд, но не понимая его значения.

— В Дрос-Кортсвейне. Под началом у гана Джави.

— Теперь он умер.

— Да, от удара. Отменный был командир. Он предсказывал, что будет война. Абалаин, должно быть, жалеет, что не послушал его.

— Его не один Джави остерегал. Все северные военачальники доносили об этом. А отец годами держал шпионов в надирском стане. Всем было ясно, что надиры готовятся напасть на нас. Абалаин глупец — он и теперь все шлет Ульрику свои договоры. Не может понять, что война неизбежна. Знаешь ты, что у нас в Дельнохе всего десять тысяч войска?

— Я слышал, что даже меньше.

— А ведь нам надо оборонять шесть городских стен. В военное время людей требуется вчетверо больше. Да и дисциплина уже не та, что раньше.

— Почему?.

— Потому, что все они заранее обрекли себя на гибель! — гневно ответила Вирэ. — Потому, что отец мой лежит при смерти, а в гане Оррине твердости, что в гнилой картофелине.

— Оррин? Впервые слышу.

— Племянник Абалаина. Он командует гарнизоном, но вождь из него никудышный. Будь я мужчиной…

— Я рад, что ты не мужчина.

— Почему?

— Не знаю, — смутился он. — Просто так сболтнул. Рад, и все тут.

— Так вот, будь я мужчиной, я взяла бы командование на себя. И справилась бы куда лучше, чем Оррин. Чего ты так смотришь на меня?

— Я не смотрю, я слушаю, черт возьми! Почему ты все время ко мне придираешься?

— Может, мне разжечь огонь?

— Что? Разве мы остаемся?

— Если хочешь.

— Решай сама.

— Давай останемся еще на денек. Так мы сможем… лучше узнать друг друга. Начали мы неважно, хотя ты уже трижды спас мне жизнь.

— Нет, только однажды. Ты слишком крепкая, чтобы замерзнуть. А в третий раз нас обоих спас Груссин. Но я согласен остаться до завтра. Только мне неохота больше спать на полу.

— Тебе и не придется.

Настоятель улыбнулся смущению молодого альбиноса, разомкнул мысленную связь и вернулся к своему письменному столу.

— Поди ко мне, Сербитар, — сказал он вслух. — Ты не жалеешь, что принес обет безбрачия?

— Иногда жалею, — честно ответил юноша, поднимаясь с колен. Он отряхнул свое белое одеяние от пыли и сел напротив настоятеля.

— Девушка достойна, — сказал он, — мужчина мне непонятен. Они станут слабее, познав друг друга?

— Сильнее. Они друг другу нужны. Вместе они — единое целое, как в Священной Книге. Расскажи мне о ней.

— Что я могу сказать?

— Ты входил в ее разум. Расскажи мне о ней.

— Она княжеская дочь. У нее нет уверенности в своих женских чарах, и смутные желания владеют ею.

— Почему так?

— Она не знает почему.

— Это я понял. Но ты-то знаешь?

— Нет.

— А что ты скажешь о мужчине?

— В его разум я не входил.

— Знаю — но все-таки?

— Его снедает страх. Он боится смерти.

— Ты считаешь это слабостью?

— В Дрос-Дельнохе — да. Там почти всех ждет верная смерть.

— А быть может, в этом его сила?

— Не понимаю, как так может быть?

— Что говорил о трусах и героях философ?

— «По самой природе определения только трус способен на высочайший героизм».

— Ты должен созвать Тридцать, Сербитар.

— Неужто главой буду я?

— Да, ты будешь Голосом Тридцати.

— Кем же тогда будут мои братья?

Настоятель откинулся на спинку стула.

— Арбедарк — Сердцем. Он силен, бесстрашен и правдив. Менахем — Глазами, ибо наделен даром. Я же буду Душой.

— О нет! Я не могу приказывать тебе, учитель.

— Ты должен. Остальных назначишь сам. Я полагаюсь на твое решение.

— Но почему я? Глазами следовало бы стать мне, а главой — Арбедарку.

— Доверься мне. Все откроется после.

— Я выросла в Дрос-Дельнохе, — говорила Вирэ, лежа с Реком перед жарким огнем. Он подложил под голову свой свернутый плащ, ее голова покоилась у него на груди. Он молча гладил ее волосы. — Это величественное место. Ты бывал там?

— Нет. Расскажи мне о нем. — Реку не особенно хотелось слушать этот рассказ, но и говорить он не хотел.

— Его ограждает шесть стен, и в каждой двадцать футов ширины. Первые три возвел Эгель, Бронзовый Князь. Но город рос, и пришлось построить еще три. Крепость загораживает собою Дельнохский перевал. Только этим путем может армия пройти через горы, если не считать Дрос-Пурдола на западе и Кортсвейна на востоке. Мой отец перестроил старый замок и сделал его своим домом. С башен открывается прекрасный вид. На юге простирается Сентранская равнина, летом она вся золотая от злаков. А от севера и вовсе глаз нельзя отвести. Ты меня слушаешь?

— Да. Золото хлебов. Глаз нельзя отвести.

— Тебе правда хочется это слушать?

— Да. Расскажи мне побольше о стенах.

— Что тебе рассказать?

— Насколько они крепки?

— В них шестьдесят футов вышины, и через каждые пятьдесят шагов стоят сторожевые башни. Любая армия, которая попытается взять Дрос, понесет страшные потери.