Ольга Гусейнова - Светлая и Темный

Мы выбрали девушке три платья — довольно скромных, но добротных и теплых. Нашли подходящие удобные ботинки, чулки, к счастью, тоже обнаружившиеся среди одежды. Конечно, дело не обошлось без пары нижних рубашек. И в довершение — плащ, подбитый мехом. Я внимательно изучала содержимое сундуков, ведь всем этим добром мне придется пользоваться, и попутно выяснила, что сейчас ранняя весна, а здесь, в предгорье, это ветреный и сырой сезон.

После примерки обновок я заставила Ноэль намазать ноги лечебной мазью из склянки, оставленной сестрой Анизой, а то на них даже смотреть больно было. Переодевшись, моя юная кузина находилась в таком ошарашенном и восторженном состоянии, что следовала указаниям безропотно, перестав то и дело вскидывать на меня потрясенный взгляд.

Утомившись от приятной суеты, я незаметно для себя уснула, думая о том, как хорошо иметь хоть одно родное существо в чужом мире…

Тяжелая серая муть вечерних сумерек за окном, завывание осеннего ветра, промозглый холод, крики рыцарей, вернувшихся с охоты, и лай собак — все смешивалось и заставляло вздрагивать от страха. Я неподвижно сидела в кресле у окна в компании мышки Ноэль! Забившись в угол возле кровати, она со страхом смотрела на тяжелые деревянные двери, укрепленные металлом. Жаль, что их неприступный внешний вид не сможет защитить от опасности — щеколда с другой стороны…

Меня защитит имя, а вот сироту Ноэль — ничего! Ей уже девятый год, большая девочка, чтобы самой позаботиться о себе. Нельзя, нельзя привязываться к чему-то или кому-то. Все заберут, искалечат, уничтожат.

Двери открыла парочка подвыпивших рыцарей и ввалилась в комнату. Сатис! Как же я его ненавижу. До сих пор в памяти стоит его мерзкая глумливая ухмылка, когда он спускал голодных псов на маминого коня Алого.

Приближенный вассал лорда Калема, заметив Ноэль, сжавшуюся в углу, усмехнулся:

— Детка, ты уже большая стала, пора научить тебя плотским радостям!

Девчонку схватили за талию и, не обращая внимания на ее крики о помощи и мольбы, потащили к дверям. Я видела, как Ноэль протягивает ко мне руки, кричит, пытается вырываться…

И снова мои губы привычно зашептали: «Не хочу слышать, не хочу видеть, не хочу, не хочу». А взгляд устремился в серое небо, по которому плыли темные тучи.

Детские крики доносились уже из коридора, когда их перекрыл мощный бас отца, заставив меня окаменеть от страха:

— Сатис, эту оставь в покое!

— Но почему, мой лорд? Она же…

— Идиот! Она — драка и единственная, кто сможет заменить Сафиру… в случае чего! Если кто-нибудь посягнет на ее невинность без моего разрешения, голову снесу!

— Как прикажете, мой лорд, — последовал покорный ответ.

Да только отец всегда смотрит в лицо, когда говорит, и слушать предпочитает себя, поэтому вряд ли уловил затаенную зависть и злобу в голосе вассала рода Дернейских.

Двери снова распахнулись, и в комнату втолкнули Ноэль так, что она растянулась на каменном полу, ободрав коленки и ладони. Я не успела привычно опустить голову и поймала затравленный взгляд девчонки. В нем были страх, неверие, что спаслась от надругательства, и обида на меня, что не помогла, не спасла и даже не дернулась на защиту. Маленькая дурочка… В Хемвиле ни для одной души нет спасения! Больше нет!

В голове продолжал звучать тихий надрывный плач восьмилетней беззащитной девчушки, когда я проснулась в поту, потрясенная увиденным, с ощущением беспросветной пустоты в груди «той» Сафиры, которая заполнялась чернотой и сумасшествием. Рядом, на самом краешке кровати, прикорнула кузина, трогательно подложив ладошку под щеку. Я не выдержала и разрыдалась, кусая кулак.

Ноэль проснулась и испуганно посмотрела на меня. Я потянулась и обняла сестренку, погладила по русым волосам, хрипло прошептав:

— Прости ее, прости! — А перед глазами продолжал стоять затравленный взгляд девочки, всплывший из глубин чужой памяти. — Она просто не могла помочь, она никому не могла помочь, даже себе!

— Что с вами, миледи? — Голос Ноэль в панике сорвался на писк.

— Просто вспомнила… кое-что из нашей с тобой жизни, — сипло от слез и волнения пробормотала я. Потом, откинувшись на подушку, посмотрев ей в глаза, твердо, мрачно пообещала: — Я тебя в обиду больше никому не дам! И с… отцом придумаю, как разобраться!

Ноэль сглотнула, неожиданно грустно улыбнулась и огорошила:

— Не выйдет!

— Почему? — нахмурилась я. — Я придумаю…

— Семнадцатый лорд Дернейский умер два месяца назад!

— Как? — удивилась я и тем не менее через секунду испытала невероятное облегчение.

— Его отравил ваш супруг, — пояснила Ноэль, пожав плечами.

— Мой — кто? — сиплым от ужаса голосом спросила я.

— Ваш супруг, Мердок Револейский! — кивая в такт своим словам, словно придавая им весомости, довела до моего сведения фактически сестра.

Я прикрыла глаза, пытаясь принять эту шокирующую новость. Мало того, что замужем, так еще и муж с противным именем достался.

— Миледи… — словно издалека услышала испуганный голос Ноэль.

Но я, уже не в силах удержаться, вновь погрузилась в пучину чужих воспоминаний.

Вторая по размерам спальня Хемвиля, ставшая моей пыточной. Дрожь пробирает до внутренностей, сковывая тело лютым холодом. От ужаса сердце заходится бешеным стуком. Нестерпимо хочется зажмуриться, а еще лучше — свалиться без чувств в спасительную темноту. Но нельзя, потому что будет еще хуже.

Передо мной на огромном ложе сплетаются блестящие от пота тела… стоны страсти… животные крики… Мердок не главный в этом аду. Сейчас его объезжает любовник, заставляя прогибаться, подчиняться, раскрываться полнее… ласкать другого мужчину, лежащего уже под ним…

«Не хочу слышать, не хочу видеть, не хочу, не хочу…» — шепчут мои губы, а взгляд обращен в себя.

— Смотри, тварь! Не смей отворачиваться! — рычал, заходясь в экстазе, еще один мой мучитель.

Долгое тягостное ожидание неминуемого продляет мою агонию. Рык, в котором слышится облегчение похотливой троицы, а затем обнаженный Мердок сползает с кровати и приближается ко мне.

Я осторожно сменила позу, внутренне сжимаясь в комок и готовясь к тому, что последует дальше. В том, что последует, не сомневалась. Наша первая брачная ночь закончилась полным провалом для мужа, что любит и хочет лишь мужчин, а меня считает досадной ненавистной помехой и дальше свободно предаваться разврату и разгулу. Женщиной физически я так и не стала, за это меня с удовольствием бы убили. Мердока остановила исключительно перспектива потери Хемвиля. Ведь между ним и замком был еще лорд Калем.

— Ты плохая жена! — злобно прошипел мой муж. — Кто разрешал тебе отворачиваться?!