Жанна Лебедева - Сиреневый Чёрный

— Чтобы мертвяки в окна не смотрели, — ответила хозяйка, усаживаясь рядом с Ташей и накладывая себе еды, — они на свет приходят и глядят, глядят в окна. Скребутся, бывает, в дверь — тогда всю ночь не спишь. Хорошо, что ходят они медленно и прыгать не умеют. Над нами крыша соломенная, если залезут — разроют.

— Ясно, — кивнула Таша, — глянуть бы на них, на мертвяков?

— Стемнеет — глянешь, — удивленно развела руками Кора, — чего на них глядеть-то? Не женихи, небось…

Вскоре в деревню явились самоходы. Три полусгнивших безглазых мертвяка. Они деловито прохаживались по не обнесенному забором двору, ворчали, скреблись в дверь, ковырялись в оставленных возле скотного двора свиных корытах и куриных кормушках. Один даже полез по прислоненной к стене дома лестнице, ведущей на чердак, но не удержался, потеряв равновесие, и неуклюже плюхнулся в кучу соломы.

Самоходы выглядели жалко. Таша ожидала увидеть кого-то пострашнее. Эти неуклюжие развалюхи не вызвали у нее беспокойства. Они смотрелись нелепо, таких можно палкой разогнать, не понадобятся и заклинания.

На недоумение Таши, Кора лишь грустно покачала головой:

— Эти лишь полбеды. Поскребутся и уйдут. Страшно, если приходит «она».

— Она? Кто такая «она»?

— Зомби. Мертвая женщина. Она даже днем нападает. Подстерегает тех, кто один ходит в лес, или на поле, и грызет. Спасу от нее нет. А ночью по дворам ходит и в окна глядит. Если чей взгляд поймает, может даже в окно влезть и жертву утащить. У Мориксов такое было. Мы поэтому свет не зажигаем.

— Понятно, — напряженно вздохнула Таша, глядя, как самоходы роются в куче старой соломы, сваленной возле курятника, а потом, поразмыслив, спросила — многих «она» убила?

— Четверых, — ответила Кора, — Грюна Морикса, Хишну Лаффир, Сольда Лаффира, и бывшего старосту Крокса.

— И больше никого? — уточнила Таша, задумавшись.

— Никого. Покусала сына Крокса, а однажды среди бела дня загнала толпу детей в реку. Слава небесам, что никто из них не потонул. Моя малышка Лона пошла ко дну и запуталась в старых сетях, каким-то чудом ей удалось освободиться и выплыть.

«Странное дело, — задумалась Таша, — держит в страхе всю деревню, а убила всего четверых. Ходит днем, значит — сильная, может охотиться в любое время, но, похоже, этого не делает». Озадаченная девушка принялась вспоминать все, что рассказывал ей Кагира про самоходов. Воспоминаний оказалось немного, и принцесса решила вернуться к Учителю и спросить его совета. Но это завтра. За окнами стемнело, и пошел дождь.

— Ложись спать, я постелила тебе на лавке, — голос Коры отвлек Ташу от мыслей.

Сон не шел. Укрывшись коровьей шкурой, принцесса неотрывно смотрела в черное окно. За ним, в шуме ливня, ей слышались стоны, всхлипы, бульканье и ворчание. Наверное, мертвяки до сих пор ворошили двор.

Наконец Ташу сморил сон, и она забылась на какое-то время, подперев голову согнутой в локте рукой. Положение такое было шатким, и через четверть часа принцесса проснулась от боли в запястье. Откинув шкуру, она села и принялась растирать затекшую руку. В комнате стояла тревожная тишина, сквозь которую пробивались тихие звуки дыхания Коры. Интуитивно взглянув за окно, Таша вздрогнула, ей показалось, что во мраке что-то шевельнулось. Собравшись духом, девушка встала и подошла к окну вплотную, затаив дыхание, прищурилась, силясь разглядеть хоть что-нибудь по ту сторону стекла.

Сначала она увидела лишь двор, перечеркнутый резкими штрихами дождя, но потом сквозь водяные струи проступил угловатый темный силуэт и, двигаясь, словно челнок, из стороны в сторону, начал медленно приближаться к Таше. Принцесса, почувствовав, как по спине пробежала неприятная струйка холодного пота, волевым усилием заставила себя остаться на месте…

Зыбкая фигура продолжала свое монотонное, сонное движение, а потом стремительно рванулась, приблизившись к окну в один миг. Вздрогнув всем телом от неожиданности, Таша вжала голову в плечи и зажмурилась. Когда открыла глаза, обомлела, из-за мутного, местами закопченного стекла на нее в упор смотрела «она» — утопленница-мертвячка.

Лицо, синее, опухшее, местами объеденное улитками и рыбами давно потеряло всякую симметрию, вокруг перекошенного рта, словно странное украшение, блестела прилипшая чешуя, длинные волосы, перепутанные с зеленой склизкой тиной, свисали плетьми, корявые пальцы, изогнутые, раздутые, осторожно касались стекла.

«Тук, тук, тук» — раздалось в тиши, и Таша еле сдержалась, чтобы не отпрянуть от ночной гостьи, но показывать страх было нельзя. Нервно прищурившись, так, что изображение стало нечетким, размытым, принцесса придвинула лицо к стеклу, становясь нос к носу с «ней».

— Чего тебе надо? Уходи! — прошептала, стараясь придать шепоту угрожающие ноты, — Пошла отсюда! Кыш!

Мертвячка замерла, склонила голову к плечу и, внимательно разглядывая Ташу, приложила одутловатый палец к стеклу, нарисовала на нем знак, похожий на букву «Х», а потом, из перекрестья линий вниз изобразила треугольник.

— Что это? — мгновенно забыв о страхе, спросила Таша.

«Она» не ответила, лишь кивнула уродливой головой, и снова странными зигзагообразными движениями удалилась в темноту…

В ту ночь Таша больше не спала. Утром, умолчав о ночном визите и пообещав хозяйке к вечеру вернуться, она ушла на поиски Учителя. Надежды на то, что он придет днем, почти не было, но срочность дела заставила принцессу надеяться на его приход. Сев под дерево возле ведущей к тракту тропы, девушка принялась ждать. И, несмотря на яркое солнце, Кагира все же появился. Он укрылся в тени кустов, и стоял там едва заметный глазу.

— Мне нужна твоя помощь, Учитель, — обратилась к нему обрадованная Таша, — там, в деревне, с самоходами бродит мертвячка-утопленница — очень странная.

— Чем же она тебя так удивила, дитя? — голос Кагиры мешался с шелестом листьев, а сам он казался призраком, обманом зрения, ловкой игрой теней и веток, раскачивающихся на ветру.

— Она не похожа на других самоходов, Учитель.

— Что же в ней особенного? — прошипел Кагира, выбираясь из темноты кустов и усаживаясь рядом с принцессой, — что показалось тебе странным, дитя, расскажи?

Неуверенно и тихо Таша пересказала Учителю события прошлой ночи. Он кивнул головой, а потом, обратив лицо к ученице, поинтересовался:

— Чего ты боишься? Почему не доверяешь собственным словам? Ты ведь хочешь рассказать еще что-то, но страх ошибиться заставляет тебя молчать. Не бойся ошибок, дитя, порой, истина кроется там, где мы видим лишь сомнительные догадки.

— Хорошо, — собралась духом Таша, вспоминая, как еще в ла Плава, на занятиях с гувернанткой получала обидный щелчок указкой по макушке за любое неверное предположение, — женщина из деревни сказала, что мертвячка убила четверых. Это странно, ведь «она» быстрая, дневного света совсем не боится, значит, жертв должно было быть гораздо больше, — Таша замолкла, по привычке зажмурилась, ожидая наказания, которого не последовало, и, удивившись, продолжила, — еще та женщина, из деревни, сказала, что «она» убивает селян, но то, что ест, не говорила. Странно для мертвяка. Я видела «ее» лицо, на нем блестела рыбья чешуя… — не закончила Таша, испугавшись, что последняя догадка покажется совершенно абсурдной.