Карина Демина - Внучка берендеева в чародейской академии

И Арей вздохнул только.

— Смотри, выходит, что с Велимирой ты беседу вела, Гордана знает. Вот только о чем тот разговор был, то навряд ли. Сомневаюсь, чтобы Велимира с заклятой подруженькой откровенничала. И ты не стала.

Он крошки со скатерти подбирал и в рот кидал.

— Что она могла подумать? Что Велимира через тебя за царевичами следит. Все ж ты ближе всех к ним. Конечно, это тоже повод… странно, что она перекупить тебя не попыталась. Но с другой стороны, она слишком горда, чтобы с холопками якшаться… извини.

Я не обидчива.

Да и Гордану эту разом припомнила, что ходит осторожненько, что по ледочку осеннему. Ручки расставивши, глядючи на всех свысока. И девок простых завидя, кривится. Не она ли обмолвилася, что давно пора Акадэмию для всякого сброду прикрыть… и что папеньке о том отписала… только, верно, пользы с того письмеца не вышло.

— А вот Еську настращать на дурное дело, тут много не надо… заодно уж присмотреться…

— К Еське?

— Для начала к нему, а там… влюбленные за языком обычно не следят…

— Еська?!

Он — и влюбленный? В кого? Неужто в Гордану эту… ох ты ж лихо-лишенько… было б в кого…

— Но ты в одном права… бить Еську — дело дурное. Иначе попробуем…

Седмица минула, а там еще одна, приближая дни к зимнему Перехлестью. А время то мутное, ежели не смутное. Перед Перехлестьем-то, когда солнце на убыль идет, тает силами, мертвый мир близится, как никогда.

И оттого спешат хозяйки опару ставить.

Пекут блинцы круглые, мажут маслицем да ставят у ступеней. Авось да ступит на порог тень знакомая… правда, над тем же порогом вешают ветви рябиновые да подковы, потому как теням в дом всяким заглядывать случается.

На Перехлестье девки плетут нитяные поясочки, связывая со своею судьбою долюшку суженого. Или вот зерно заговаривают, чтобы по весне сыпануть на нужное подворье, надеясь, что прорастет оно, а с ним и любовь, или на воде гадают, на пару…

В бане…

И бабка моя приговаривает, что в энти дни всяк слово становится особым.

Иные-то и зелья варят приворотные, но то уж грех великий, потому как неможно чужой разум застить да воли человека лишать.

В Акадэмии близости празднества не ощущалося.

Все как всегда, разве что наставник лютует паче прежнего. Да и не он один. Кажный норовит побольше знаниев в головы студиозусов впихнуть, и оттого головы эти гудят со страшною силой. Мне он боле родные Барсуки не снятся, все болей чертежи Люцианы Береславовны да звери земель дальних, по которым к концу недели обещали нам работу проверочную устроить… и к ним — заклятья малосильные, простого плетения… и дорожка… и наставник, который пальцем грозился, потому как вновь бегла я вполсилы, тряским бегом.

Только коса по заднице и хлопала.

Неудивительно, что с этакое учебы я разом про Еську и забыла. Да тут не то что про охальника энтого, тут свое имя запамятовать недолго. Царевичи и сами бледными ходили с недосыпу, Лойко Жучень и тот поутратил прежнее спеси, Игнат вовсе сник, а Кирей убавил пылу. Один Илья в науках был, что рыба в воде.

Учил.

И поучал. Он хороший хлопец, негордый. И как увидел, что маюся я с заклятием щита первое ступени — вот не выходило у меня пальцы так выкрутить, чтоб этот щит держался, у меня ж пальцы обыкновенные, а не без костей, как у некоторых, — так и сподмогнул.

Объяснил, значится, что и как.

А Лойко только и буркнул:

— Нашел, перед кем распинаться. Если она элементарное освоить не способна, то и делать ей тут нечего.

Как обидно мне стало… не способная? Может, оно и так, а может, что и иначе. Вона, как Илья объяснил, так и способная стала. А Люциана Береславовна, небось, до объяснениев не снисходит. Цедит сквозь зубы, что в книгах, мол, все ясно сказано. Ага… может, ежели кого с младенческих годочков учили, чем третья позиция от второй верхней отличается, оно и понятно, да только у меня подобных наставников не имелося…

И да, страшно, потому как прав Лойко.

Ныне все простое, и хлопцы на раз справляются, а я… я кажный день мучаюся, пыхчу, кручу руки и так, и этак, а оно через раз выходит, да и то криво. А как оно дальше будет, когда настоящая наука пойдеть? Ох, не сдюжу я… или сдюжу?

Видать, мысли сии на моей физии явственно проступили, коль Ильюша вздохнул и ответил:

— Ты не прав, мой друг.

Он говорил редко, уж не знаю, нравом ли был молчалив, аль опасался лишнего слова сказать ненароком, да только каждое было золотом.

— Чего? — Лойко нахмурился, он-то в последние седмицы мрачен ходил, недоволен, не ведая, на кого недовольствие сие выплеснуть.

— Того, что нам с Зославой еще учиться…

— Нет, если ее отчислят.

— Для отчисления нет причин. — Илья разминал пальцы, и то диво, были они тонкими, белыми, будто девичьими, хотя ж никто не посмел бы в лицо сказать боярину такое. А плетения у него выходили знатными, его и Фрол Аксютович, заглянувший как-то будто бы по делу, похвалил, сказал, что выучка чуется. — У Зославы очень высокий потенциал…

Повыше, нежели у Лойко, и дело дивное, мне сие было донельзя приятственно, хоть в чем-то да уела я боярина. А он лишь зубами скрипнул, не знаючи, чего ответить.

— Поэтому, если и вправду возникнут проблемы, то назначат дополнительные занятия.

Он говорил о том спокойно, равнодушно даже.

А я разом успокоилася. Не прогонят… вот Илье верю, что не прогонят… Лойко ж выругался. А ругался он знатно, с душою. И выходит, что крепко душе этой я поперек стала.

— У нас с тобой есть преимущество, однако гордиться здесь совершенно нечем, — Илья пальцы сложил… первая позиция?

Или вторая верхняя?

Божиня милосердная… их всего четыре, а я запомнить не могу! Нет, по картинкам-то помню, а вот чтобы так и самою… скрутить мизинчик к большому, а средний выставить… да, первая. Ежели подогнуть, то была бы вторая нижняя. А коль безымянный крючочком согнувши отвесть, то вторая верхняя.

Умаюся, пока выучу.

— Заслуга в том наших учителей.

— И охота тебе, Ильюшка… — Лойко хотел добавить еще чего-то, навряд ли доброго, да только рукой махнул, мол, делайте, чего вам надобно.

— Нам с ней учиться. Это первое. И не только учиться, нам и практику вместе проходить. А там всякое случается…

— Думаешь…

Илья плечами пожал. Вот и любопытственно, вроде бы и при мне говорили, и языка я разумела, а все одно ничего не поняла.

— Уж больно случай удобный… Зослава, не растопыривай пальцы так широко. Аккуратней… вот смотри…

Он руки встряхнул.

— Начинай с основы… первая позиция… правильно, пальцы держи плотно. Представь, что ты камушек зажимаешь…

— На, — Лойко камушек и протянул, махонький, с горошину. А к нему еще два. — Засунь здесь и здесь, не позволяй вывалиться…